Многие согласно кивали, ждали ответа.
Тихоня сидел, окутанный облаком сигарного дыма. Офицеры постарше, более умеренные в еде, тоже закурили. От крепкого табаку меня опять замутило.
— Кто ж ему даст подойти-с? — Тихоня даже рассмеялся. — Я, господа, как вам известно, прежде в Российско-Американской кампании служил. По всему Великому океану хаживал. Там у Филиппинских берегов и поныне пираты водятся. Обыкновение у нас было такое-с: ежели незнакомый корабль близко притрется, пускать на дно-с. Без рассуждений. Поэтому, если турок захочет сунуться ближе трех кабельтовых, не спустив на воду шлюпки, я буду считать сие «неприязненным действием».
Это суждение было встречено одобрительным гулом.
— Отрок! Свининки поднеси, — поманил меня отец Варнава. — Баранину-то я уже употребил. Ох, вкусна! И лучку, лучку… Экой ты сонный! Дай-ко я сам.
Он взял у меня ложку, зачерпнул жирной гущи, в которой плавали овощи. Я мешкал оттого, что всё отворачивал лицо — вернулась чертова икота.
Разваренная луковица шмякнулась на стол. Поп подобрал ее двумя пальцами и отправил в рот. На бороде повис коричневый сгусток.
В то же мгновение стало мне невмоготу, и я с рыканьем — будто из брандспойта — облевал духовную особу почти что с головы до ног.
Священник с воплем отскочил, перевернув стул.
Сквозь всеобщий хохот штурман протянул:
— Знатно стравил юнга.
Буфетчик схватил меня за шиворот, пихнул к выходу. Кинулся к батюшке с салфеткой.
— Прощения прошу, отче… Дозвольте почистить…
Но Варнава отталкивал его, горестно восклицал:
— Второй подрясник за день! Наказание Госпонне!
Иван Трофимович метнул на меня испепеляющий взор.
— Вон пошел! — шикнул он. — Катись, откуда взялся! Ну кум, ну удружил!
Я вспомнил слова Степаныча, что если не удержусь и в официантах, то лучше мне утопиться.
Одно это только и оставалось.
Икая и всхлипывая, я бросился к двери, но она сама распахнулась мне навстречу.
В кают-компанию шагнул он — черноволосый, краснокожий, и вперился в меня жуткими черными глазищами.
Зашипел по-змеиному и сжал мое плечо. Крепко — не пошевелишься.
Узнал! Все-таки он меня узнал!
На эту, недосмотренную, налезает следующая картинка: рассветный сумрак, грот-мачта…
Но я отгоняю видение, мне хочется еще побыть в скрипящей и звякающей от качки кают-компании, досмотреть всё до конца.
Получилось!
Я стою у двери, не живой, не мертвый. Стальные пальцы сжимают плечо. Все же я пытаюсь вырваться, но мне лишь удается повернуться лицом к столу. Да что толку? Кто мне там поможет, кто выручит? Иван Трофимович зыркает так, что ясно: его воля, разорвал бы на части голыми руками.