Так и тянулись отношения, не развиваясь. Катя готовила для него свои любимые блюда – котлеты, блинчики, пирожки, фаршированную рыбу… Герман ел и нахваливал. Ей хотелось надеяться, что он не просто ест, а считывает вложенный в яства код, призывающий к семейной жизни.
Иногда Герман уезжал на несколько дней, правда, всегда предупреждал, что у него командировка. Он ездил на Урал и в Казахстан, иногда – во Францию, в Германию, в Англию. Всегда говорил, когда вернется, и возвращался точно в срок. Из командировок звонил, по возвращении обязательно привозил подарки. В подарках от цветов, духов и поэтических томиков перешел на золото. Катя не знала, что ей с этим золотом делать. Принимать совестно и отказываться неловко.
– Герман, не надо, – говорила она.
– Тебе не нравится? – огорчался Герман. – Я заменю.
– Да нет, мне очень, очень нравится, но…
– Но?
– Я же не могу делать тебе такие подарки!
– И не надо. Ты сама – подарок.
– Герман, ну как ты не понимаешь…
Но он не понимал. Говорил, что все это ерунда, что ему нравится делать ей подарки и ничего тут особенного нет.
– Носи, дурища! – шипела на Катю Этери.
Обревизовала подарки и одобрила. Все подобрано со вкусом, и золото, между прочим, высшей пробы.
Но у Кати душа не лежала носить украшения. Она вспоминала, как ее нервировали отлучки Алика в свое время. Конечно, Герман – не Алик, никакого сравнения быть не может, Герман ее не обманывает, но…
Уж скорее это она его обманывает. Мысль шла по кругу, как у Пьера Безухова в «Войне и мире»: какой-то главный винт проворачивался вхолостую, не зацепляя ничего. Вот она расплатилась по долгам мужа, расплатилась полностью и окончательно, даже паразиту Димке полторы штуки вернула. И что теперь? Возвращаться домой? К Алику? При одной мысли о возвращении к Алику из живота к горлу волной поднималась тошнота. О близости и речи быть не могло, но даже элементарно готовить ему обед или стирать белье, пусть и в машине… Нет. Нет. Нет. Ни за что.
Но бог с ним, с Аликом. А Санька? Там же Санька! Как она написала ему в записке? «Вот поймешь, что за деньги можно купить не все…» Ну и когда он поймет? Катя надеялась, что ей будет знак.
Ей выпал знак.
Миновал ненастный, безрадостный октябрь, наступил ноябрь. Ноябрь выдался на редкость приятный – теплый, бесснежный, наполненный мягкой мглистой дымкой. Катя жалела, что не может ходить на этюды, ей хотелось все это написать.
Она по-прежнему встречалась с Германом, он был, как всегда, страстным и нежным, в постели у них все было замечательно. Дни летели незаметно, и все тянулся прежний морок: сказать – не сказать… Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет…