Нарушив первоначальные планы, они закончили свою беготню по магазинам, остановившись на выборе смокинга. Это требовало времени: нужно было примерить несколько демонстрационных моделей. И все началось заново: шалевый или однобортный воротник, застежка однобортная или двубортная?
В полумраке примерочной кабины, устланной медвежьей шкурой, князь прилагал неимоверные усилия, чтобы разобраться с застежкой на шелковом жилете.
Хозяин модного салона лично решил заняться особой князя, лишь только тот позвонил ему по телефону.
— Вы бы не могли мне помочь? — проворчал раздраженно Эдуар.
Тем временем Элоди отодвинула штору и попыталась ему помочь сама. Сразу успокоившись, он поцеловал ее в затылок. Никакой реакции.
— Ну вот и все, — сказала она, выпрямляясь.
Подчиняясь мгновенному порыву, Эдуар грубо схватил Элоди за грудь и прижал ее к стенке кабины. Ее грудь была упругой. Он поцеловал ее в губы, осторожно касаясь кончиком языка ее зубов, чтоб вовлечь Элоди в эту опьяняющую игру бесконечных поцелуев, от которых перехватывает дыхание, чтобы потом обрушить неистовый шквал слияний.
Она отвечала ему так же страстно и исступленно. Князь прижал ее к животу, все его тело уже сгорало от желания. Вскоре он выпустил ее грудь, чтобы расстегнуть юбку-брюки и просунуть руки в ее эластичные трусики. Эдуар ощутил учащенно пульсирующее биение ее лона, ее шелковистый упругий треугольник.
Они услышали, как заскользила штора, и поняли, что знаменитый кутюрье поспешил по вызову высокого гостя. Вновь зазвенели колечки, и кутюрье деликатно закрыл дверь с зеркалами.
На некоторое время они почувствовали себя в безопасности, чтобы отдаться до конца своему безумию. Потом им было стыдно и неловко. Но это было потом.
Эдуар просунул полусогнутый палец в тонкие трусики и своими грубыми руками подмастерья вырвал клок ткани. Он боролся с эрекцией, пытаясь высвободить свой член, чтобы войти в нее. Элоди ему помогла, подняв ногу, что облегчило его усилия. Они занялись любовью с дикой, безумной страстью. Их тела, сгорающие от желания, слились в каком-то фантастическом танце. Возможно, со стороны эта сцена могла показаться даже смешной. Они стонали и мычали, дыша, как загнанные вьючные животные.
Это полное слияние, этот оргазм, продолжавшийся мгновение, показался им целой вечностью. Они кончили одновременно, как это бывает, когда партнеры отдаются друг другу с одинаковым неистовством.
Зеркала кабины отражали их: двое изнуренных, обливающихся потом людей, которые только что занимались любовью в столь тесном пространстве; у них был такой помятый вид, что они не представляли, как теперь выйдут отсюда.