— А сердечные дела?
— Полное единство со всем остальным! Подобно знаменитому черному камню Мекки! Я даже не представлял, что можно жить только воспоминаниями о женщине: разговаривать, есть, даже спать, постоянно думая и видя перед собой черное платье, белый плащ и лицо, к которому шел всю жизнь, спотыкаясь, делая неверные шаги, но все-таки повинуясь воле Провидения.
— Вы хорошо говорите, — сказала она.
— Это входит в обязанность князей. Язык развязывается очень легко, когда хочешь красиво выразить свои мысли.
Больше им не о чем было говорить; правда, молчание в телефонной трубке не было таким выразительным, как молчание с глазу на глаз.
— Вы думаете, что мы снова увидимся? — спросила она, казалось, через целую вечность.
— Я заканчиваю лечение, возвращаюсь в Швейцарию и…
— Вы знаете, что Женева в восьмидесяти минутах полета от Лиона?
— Знаю. Но до нашей встречи я должен разобраться в сложной ситуации моей бабушки, княгини Гертруды.
— Вы считаете, что на это уйдет много времени?
Они ничего не стали обещать друг другу; они даже не условились ни о встрече, ни о следующем телефонном звонке.
— Все нормально? — спросил Банан, который прекрасно вел машину.
— Все нормально.
Араб откашлялся.
— Итак, возвращаясь к разговору о Наджибе, ты, должно быть, заметил, что она без ума от тебя?
Эта перспектива не воодушевила Эдуара: она как бы бросала тень на его такую светлую, прекрасную любовь.
— Она еще совсем девочка, — сказал Эдуар.
— Представляешь, я нашел кучу писем, которые она тебе писала украдкой и прятала в твоей комнате. Мари-Шарлотт их обнаружила раньше меня; я только не пойму, почему они привели ее в такую ярость, и она с ними обошлась по-свински. Тем не менее я их собрал, чтобы отдать тебе — ведь они тебе предназначались.
Большим пальцем он указал на заднее сиденье.
— Они в пакете, обернутом газетной бумагой, возьми его!
Князь проследил взглядом за рукой Банана, посмотрел на заднее сиденье и увидел пакет.
— Как только мы приедем, я его возьму, — сказал он. — Мне б не хотелось читать их в машине.
* * *
Почти что в полночь они приехали в Версуа. Городок был объят тишиной и спокойствием, как и воды его озера. Яркий свет полнолуния заливал большую крышу замка, и от нее исходило какое-то странное свечение; в листве парка ухала сова. Эдуару даже казалось, что он узнал крик ночной птицы.
Желтый свет фар высветил покрытые ржавчиной ворота. Банан вышел из машины, чтобы их открыть, но ворота были заперты.
— Если мы позвоним, то они должны будут спуститься в ночных рубашках, — сказал Эдуар.
— Ты знаешь, где они прячут ключи?