— Под одной из черепиц слева от перил.
За несколько секунд Селим перелез через ворота и открыл их.
Фасад замка, полностью погруженный в темноту, удивил князя, так как обычно на крыльце всю ночь горела лампочка. Банан остановил машину у самых ступенек лестницы и начал трезвонить в дверь. Так как никто не отвечал, они стали сигналить. Они уже потеряли надежду, когда вдруг в окне показался слабый лучик света. Дверь открылась, и перед удивленным Эдуаром появилась Розина в тоненькой ночной сорочке. В руках она держала свечу, освещавшую ей дорогу неверным, колеблющимся пламенем.
Мать, увидя своего Дуду, закричала от радости. Взволнованная таким сюрпризом, она уронила свечу, но пламя, к счастью, не погасло.
— Вам отключили электричество? — спросил Эдуар, сжимая в объятиях Розину.
— Два дня назад.
Она не выпускала из своих объятий сына, целуя и лаская его.
— Наконец-то, мой разбойник! Мой милый, дорогой разбойник! Почему ты мне ничего о себе не сообщал?
Он не отвечал и с удовольствием вдыхал материнский запах, запах тепла и дешевой туалетной воды.
Поцелуи матери были влажными, и ему стало неприятно.
— Откуда ты приехал, мой Дуду? Я сходила с ума от беспокойства. Ты знаешь, что произошло в твоем гараже? Да, наверное, знаешь, раз с тобой Селим.
Вместо того чтобы ответить на вопрос, он спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Я приехала сюда разыскивать тебя. Я пыталась звонить, но телефон не отвечал. Княгиня меня успокаивала, но не хотела ничего говорить. Ты знаешь, что ее официально уведомили о том, чтобы она освободила помещение на следующей неделе? Она, бедняжка, полностью разорена и осталась нищей. Я, кажется, теперь начинаю понимать самое главное.
Со своей поднятой вверх свечой без умолку болтающая Розина напоминала статую свободы.
— Ты плохо выглядишь, сынок! Ты еще не совсем, вероятно, оправился от своего ранения? Держу пари, ты исчез, чтобы вылечиться, не так ли?
— Верно, — сказал Эдуар. — Как случилось, что они не проснулись ни от звонка, ни от сигнала машины?
— Они принимают снотворное; это единственно, что тебе остается, когда у тебя пустой желудок и нет света.
— Последуем их примеру, — решил Эдуар. — Завтра у нас состоится конференция на высшем уровне!
* * *
Эдуар проснулся поздно, и ему показалось, что тюрьма и последнее пребывание в больнице — не более чем страшный сон. Он вспомнил свою прежнюю жизнь, когда он проводил все дни в постели, либо в полузабытьи, либо в гостиной, где он давал уроки механики старой княгине в изгнании. Эдуар снова узнавал привычные звуки: завывание ветра в громадных каминах, шум мусорной машины, собирающей содержимое мусорных ящиков или же пронзительные крики ласточек, вновь готовящихся в свое длинное ежегодное путешествие. Весь этот мир, который он любил, безвозвратно уходил в прошлое.