На этот раз я натолкнулся на близнецов случайно. Таинственно улыбаясь, они сидели рядышком в углу в состоянии какого‑то странного покоя и блаженства. Стараясь их не спугнуть, я незаметно подкрался поближе и понял, что они были погружены в какую‑то особую, чисто числовую беседу: Джон называл шестизначное число, Майкл, кивнув, подхватывал его, улыбался и, казалось, пробовал на вкус, а затем сам отвечал шестизначным числом, которое Джон в свою очередь принимал с глубоким удовлетворением. Близнецы были похожи на двух знатоков вин, обнаруживших во время дегустации редкий букет и смаковавших его. Незамеченный ими, я сидел неподвижно, как зачарованный, пытаясь понять, что происходит.
Чем они занимались? Возможно, это была особого рода игра, но в ней угадывалась такая торжественность, такая спокойная, созерцательная и почти священная глубина, какой я никогда не встречал в обычных играх. Мне всегда казалось, что возбужденно–рассеянные близнецы к этому не способны. Я удовлетворился тем, что записал все числа, которыми они обменивались, — числа, которые приводили их в такой восторг и которые они, слившись в единое целое, так странно перебирали и смаковали.
Скрывался ли в этих числах какой‑либо реальный, универсальный смысл, думал я по дороге домой, или же они обладали только игровым и личным смыслом, который часто возникает, когда братья и сестры изобретают себе секретный шутливый язык? Мне пришли на память пациенты Лурии Леша и Юра — однояйцовые близнецы с повреждениями головного мозга и нарушениями речи. Лурия замечательно описывает, как они играли вдвоем, что‑то лепеча между собой на «птичьем», невнятном, им одним доступном наречии[126]. Джон и Майкл зашли еще дальше. Они не нуждались ни в словах, ни в полусловах и просто перебрасывались числами. Были ли это «борхесовские», «фунесовские» числа, ягоды числовой лозы, гривы жеребцов, созвездия — секретные числоформы, что‑то вроде арифметического диалекта, на котором могли говорить только сами близнецы?
Добравшись домой, я первым делом вытащил таблицы степеней, множителей, логарифмов и простых чисел — остатки того далекого и странного периода моего детства, когда я сам слегка помешался на числах, «видел» их и бредил ими. Возникшее у меня подозрение теперь подтвердилось. Все шестизначные числа, которыми обменивались близнецы, были простыми — то есть числами, которые без остатка делятся только на себя и на единицу. В голове моей роились вопросы. Возможно, они где‑то узнали о таких числах — к примеру, воспользовались такой же, как у меня, таблицей? Или же Майкл и Джон каким‑то невообразимым образом