Добежать!
Взрыв поднял его в воздух, как бумажного солдатика.
– …добежать! – просипел беззвучно Макс.
Он почти сумел открыть залитые кровью глаза. Тела не чувствовал, в голове перекатывался неподъемный шар, бился изнутри о череп, и значило это только – ранение, которое армейский чудо-комбинезон блокировал встроенными жгутами и наркотиками из аптечки. Или смерть, за которой, выходит, что-то есть. Только к лучшему ли?
Глаз коснулись чем-то мягким и теплым, им, глазам, стало легче открыться, но взгляд упорно не фокусировался.
– Ма… сим… а… – голос пытался пробиться снаружи, достучаться до сознания.
– Гришка? – шевельнул губами Максим. – Слепень? Пуля?
– Максимка… – встревоженный и бесконечно ласковый голос, смутно знакомый или, наоборот, забытый, теплый, как солнце летним вечером…
Максим собрал все силы, чтобы увидеть, и понял, что умер.
– Марьяша?!
– Тише, тише, милый! Не двигайся, помощь скоро придет.
– Я умер?
– Нет, дурачок, – видение рассмеялось тихим рассыпчатым смехом. – Конечно, ты не умер и не умрешь. Я тебе не разрешаю.
Лица снова коснулись пальцы, невесомые, как крылья бабочки. Сквозь комок раздробленных хрящей, свернувшейся крови и кислой грязи в носоглотку пробился запах чего-то медицинского. Марьяна провела по его лицу и отбросила почерневшую салфетку.
Максима будто пуля ударила. Пальцев на руке любимой было три. Длинных, как крабьи ходули, суставчатых, затянутых в перчатку с бархатистыми подушечками на птичьей ладони. Парень хотел перехватить эту руку, дернулся и даже не смог закричать от дикой боли в плече. Судорога удавкой перехватила горло. Его правая рука… Он скосил взгляд на обрубок того, что еще час назад называл своей правой рукой, – руку отсекло по самую ключицу, но он чувствовал ее боль даже сквозь наркотический туман.
– Максимка, пожалуйста! – испуганная Марьяна склонилась над ним.
Макс заглянул в глаза девушки – это были ее глаза, ее слезы, ее веснушки на скулах и милые ямочки у губ; ее лицо и даже волосы под угловатым вражеским шлемом – и ухватил гомункула за шею. Левая рука подчинилась.
– Кто? Ты?
– Я Марьяна, – сказал монстр, не пытаясь освободиться. – Послушай меня, Максим, это все неправда, что ты думаешь, это…
– У него граната! – дребезжащий голос всплыл, как пузырь отравленного воздуха из затонувшей подлодки – из последних отчаянных сил.
Сначала Макс не узнал голоса. И даже когда сумел посмотреть, кто и откуда говорит, не понял: сотни тел лежали вперемешку, мертвые и почти мертвые, собранные поспешно с поля боя охранители и штурмовики, в одинаковой форме и с одинаковыми лицами молодых парней и девушек, которым не хотелось умирать. В длинном, как братский гроб, подземном бункере, видимо, сортировочном пункте мобильного госпиталя, стояла вязкая тишина.