– Товарищ майор! – крикнул он, задыхаясь от непривычной нагрузки. – Там… Там вернулись!
Но майор уже и сам видел, что вернулись, потому что навстречу ему шли Сифон и Борода. Два бомжа из бомжатника старшего лейтенанта Бомжина. Грязные, в крови и дерьме, перебинтованные, но живые. Вышли сами по себе, отдельно от проводника с Дай Допить…
– Товарищ майор… – начал было Борода, но майор остановил его тем, что схватил и сжал в объятиях. Сразу отпустил, побоявшись сделать больно.
– Товарищ майор, – повторил Борода, пошатываясь. – Задание провалили, объект потерян. Гражданских спасли в нарушение приказа не отвлекаться на второстепенные миссии. Объект погиб, совершив подвиг. Служу Советскому Союзу.
– Вольно, твою мать… – прошептал майор.
Капитан Старков оглядел добровольцев. Двенадцать человек, смертников.
Впрочем, они здесь все смертники: и те, кто через полтора часа начнет пробираться через нейтралку, и те, кто будет их прикрывать. А по большому счету, и все остальные, включая его самого, вопрос лишь в том, насколько велика отсрочка.
– Готовы, ребята? – тихо спросил Старков.
– Готовы как к быку коровы, – пробормотал хмурый мосластый Корепанов, бывший уголовник, которого ополченцем-то назвать у Старкова язык не поворачивался.
– Нормально, товарищ капитан, – улыбнулся стоящий рядом с Корепановым Степка Чикин, широкоплечий черноволосый красавец. – Под землю нырнем, дальше не страшно.
– Ладно, парни. Выдвигайтесь.
Старков проводил взглядом растворившуюся в вечерних сумерках дюжину добровольцев и двинулся по начальству – к превращенному в штаб полка сельскому домику на окраине поселка Ульянка. Стылый порывистый ветер налетел, хлестнул по лицу моросью. Капитан поежился, застегнул шинель, нашарил в кармане сигареты, умело прикурил на ветру, пошагал дальше.
Полковник Луценко ждал на крыльце. Здоровенный, рослый, скуластый, в дымчатых, скрывающих глаза очках. Очки шли полковнику как обезьяне галстук. Носил он их, однако, не снимая, и подчиненные шушукались за спиной, что у Луценко, видать, косоглазие, если не базедова болезнь.
Старков, оскальзываясь в ноябрьской хляби, потрусил к полковнику через двор.
– Добровольцы ушли, – доложил капитан, козырнув. – Три группы по четыре человека в каждой, товарищ полковник.
Луценко кинул взгляд на часы.
– Пойдемте на батарею, – коротко бросил он.
Батарея была неподалеку, за чахлым перелеском, наполовину изведенным на дрова для костров. Собирали ее с миру по нитке. Были в батарее три гаубицы, чудом уцелевшие после предыдущей артподготовки. Четыре «Гиацинта», неизвестно как сохранившиеся в почти полностью уничтоженной воинской части под Стрельной. И полдюжины САУ, врытых в землю и кое-как замаскированных. Кое-как потому, что маскировка была не эффективна – приборы, установленные на летательных аппаратах противника, находили цели безошибочно. И наземные, и подземные, и упрятанные под воду, и перемещающиеся в воздухе. Неэффективной, впрочем, оказалась не только маскировка, а, по сути, военная техника в целом. Кроме, пожалуй, личного оружия, из которого можно было, по крайней мере, застрелиться.