Проигнорировав презрительную мину агента, с удивлением констатировал, что светлый смотрит иначе. Даже путами скручивать не стал: видимо, понял, что я сейчас тих, безобиден и мил. Верх любезности проявил, когда Стьеф помогал мне забраться в седло: вытащил из сумки бутылочку и предложил глотнуть. Там не яд, ручаюсь, либо спиртное, либо снадобье. Я вежливо отказался.
Насколько же жалким кажусь, если подчинённые Белого магистра сочувствуют?
— Ваша жена солгала, господин Азарх, вы ранены, — неожиданно выдало это светлое «чудо».
Промолчал и пожал плечами. Тебе-то какое дело, предполагаемые жертвы не могли бы нанести мне вреда.
— Ранен, говорите? — тут же заинтересовался сыскарь. Глаза загорелись: почувствовал жаренное.
Хорошо, отпираться не стану, раз он по ауре читает. А то ещё Одану загребут, а ей свидание с тюрьмой ни к чему, она должна быть чиста перед законом.
— Жена не знает. Вы бы своей сказали? Женщины, они существа чувствительные… Хотя, она и не солгала: я действительно болел. Наложилось.
— Где и когда были получены раны?
— По дороге домой от господина Наракса. Постарались добрые люди, видимо, по вашему заказу. Место и количество указать, или раз живые и здоровые, то это неинтересно?
— Так уж и живые? — агент усмехался.
Да не повесишь ты на меня нераскрытое убийство, обойдёшься!
— Не зомби. На ритуалы тоже не использовал. Разбойники. Или их тоже не следовало трогать? В следующий раз не буду.
— Но вы сказали…
— Что вы их науськали? Так тёмных с вашей подачи все не любят, даже не грабят, а стремятся сразу прикончить. Всей бандой.
— Прекрасно, в городе всё расскажите. Подробно. Времени будет достаточно: мы не торопимся.
Не поверил, но промолчал. А правду я сказать не могу. Пока не могу. Значит, придётся лгать. И пока меня везут, нужно придумать, как заставить поверить в свою искренность.
Обращение, к слову, приятно радовало — под конвоем, но не связанный, не опоенный дурманом и не пропитанный светлой магией. Значит, не обвиняемый — с обвиняемыми поступают так, как предупреждал Кадех. Таких, как я, и не допрашивают вовсе, ради блага Империи стараются прикончить на месте. Даже если ошиблись — невелика потеря.
Было тяжеловато, кружилась голова, но я старался не подавать виду. Но светлый всё равно чувствовал и к неудовольствию сыскаря часто делал остановки. Во время одной из них опять попытался что-то влить в меня — я наотрез отказался. Не возьму из его рук, пусть хоть трижды Светоносным поклянётся: вдруг там эликсир правды или иной специфический продукт? Кто сказал, что он доброго без злого умысла изображает, с чего ему меня жалеть? Да ещё с первого взгляда. Я ведь падаль, существо мерзостное и низкое.