Симеркет сделал глубокий вздох, прежде чем ответить.
— Я не насмехаюсь над обычаями, — проговорил он осторожно. — Я только думаю, что нам следует купить собственную лодку — такую, в которой не будут перевозить скот.
Мардук отмахнулся.
— Ерунда, — убежденно заявил он. — К тому же я ничего не знаю о речном судоходстве. А ты?
Симеркет сделал еще один глубокий вдох.
— Я тоже, — признался он.
Тяжело вздохнув, он осторожно вскарабкался на посудину и уселся на единственное свободное место — подле осла. Тот, кажется, счел его приятным соседом: ослиные губы растянулись в улыбку почти явной радости, и он начал тыкаться головой в бедро Симеркета.
Симеркет отстранился, но осел продолжал подталкивать и пощипывать его, пока наконец он не был вынужден почесать животное между ушами. Удовлетворенно обдавая Симеркета вонючим дыханием от переваривания забродившего сена, осел повернулся к нему, подняв вверх копыта, чтобы Симеркет имел возможность погладить остальные части его тела.
— Конюх при осле, — грустно пробормотал Симеркет. На берегу вокруг Мардука собралась толпа. Все громко благословляли его, пока он шел к круглой лодке. Некоторые матери протягивали ему своих детей для поцелуя.
«В чем дело?» — недоумевал Симеркет.
Когда Мардук уселся в лодку, торговец и его сын поспешно расстелили ковер, чтобы устроить для Мардука мягкое сиденье. Симеркет раздраженно попытался потребовать этот уголок для себя; в конце концов, это он был хозяином, и это на его золото была взята лодка. Но ничто не могло сдвинуть с места ластившегося к нему парнокопытного, и незадачливый путешественник остался лежать под его брюхом.
Только подняв голову и взглянув на реку, Симеркет увидел, что их странная лодка уже достигла середины болота, а он даже не почувствовал, как они отчалили от берега. Он удивился тому, насколько прочным оказалось это плавучее средство; пришлось признать, что на воде оно держалось отлично.
Гребли виноторговец и его сын — один отталкивался веслом, другой помогал, и они легко проплыли через заросшее тростником устье реки к главному руслу Евфрата. Горячее солнце привело Симеркета в состояние сонливости. Всю прошлую ночь он не спал и вскоре уже вовсю клевал носом.
Однако проснулся он быстро и тут же вскочил на ноги, выругавшись с перепугу, — осел начал кричать. Животное пыталось подняться; Симеркет слишком поздно сообразил, чего оно хочет. И увернулся как раз вовремя, чтобы избежать потока навоза — чем вызвал громкий смех вавилонян. Но когда Симеркет попытался оттолкнуть ослиный зад в сторону, чтобы не дать ему испачкать лодку, их смех перешел в протест.