Сказав это, он вручил своему другу широкие рукавицы, желтой мягкой кожи, что надевают поверх варежек-исподок для работы, для выезда в стужу.
Микулаш Сокол зарделся от смущения, от благодарности.
От голиц исходил добротный, приятный запах свежевыделанной кожи.
Микулаш, любуясь, похлопал ими одна об одну, смущенно бормоча: "Добже, добже!"; затем передал их для осмотра Яну Пшеничке, который уже давно тянул за ними руку, и, приобняв Егора Ивановича, поцеловался с ним.
А тот, чтобы за словами скрыть свою растроганность и смущение, бормотал:
- Ну, и ладно... ну, и хорошо!.. Носи, друг, на здоровье. У нас ведь не то, что там, у вас, а Сибирь-матушка немилостивая! В стужу варегами одними и не обойдешься: персты-то живо закоченеют! Ты же и по двору работаешь: дрова колешь, и воду возишь, и на лошади ездишь. Тут и варежек, перчаток не напасешься. А главное, что персты у вас особые! Разве же я не понимаю?! У меня велико ли дело - гармонь, от скуки, а как задубеют пальцы, то и лады будто перестают слушаться. Но ведь гармошку не приравняешь же к вашему... - тут Егор Иванович не вдруг нашел слово, - к вашему действу!..
Присесть Егор Иванович наотрез отказался:
- Нет, нет, никак: делов еще много. Да и надо успеть на базар сходить - попутну подводу обратную себе присмотреть.
Он попрощался, и они вышли во двор вместе с Микулашем.
Иржи Прохазка проводил своего юного друга за ворота, и они долго не могли с ним расстаться.
И тогда Володя насмелился:
- Скажите, Иржи, вы могли бы... научить меня играть на скрипке?
Замер.
Но чех даже весь зарделся от удовольствия.
- Само себоу, само себоу, Володья! И я могу вас очен бистро научить!
- Я сегодня же спрошу у мамы. И завтра же зайду вам сказать.
- Добже, добже!
Они разговаривали, стоя на краю мостовой, за мостиком от ворот через канаву. Володя стоял лицом к воротам, спиною к улице. Вдруг на лице чеха вспыхнул мгновенный испуг, и с неожиданной быстротою и силой он схватил мальчика за рукав шинели и втянул на мостик. В тот же миг из-за угла, замедляя свой бег на повороте, вымчалась пара серых в яблоках, в дышловой упряжке, под голубою сеткой...
Опытный, осанистый, бородатый кучер, в бекеше и в бархатной угластой шапке с золотым шнуром, еще туже натянул поднятые высоко синие вожжи кони перешли на шаг.
В рессорной легкой коляске с откидным верхом сидела, слегка откинувшись, царственно-безмятежная и в то же время неизъяснимо прелестная, красивая женщина, крупная, в серой шиншилловой шубке, в серой меховой шапочке, приколотой к ее пышным темным волосам, и с такою же муфтою на коленях. У нее было нежное, светло-румяное лицо с большими жемчужно-серыми глазами.