- К директору?
- Пусть это называется так. Но скорее, называется это по-другому. Шептунья, доносчица, клеветница, наводчица...
Я должен пояснить ей, этому директору, - наставляла меня Лю. - Ведь ее, этой женщины, работа не сдельная. Она могла бы стать богатой, если бы за все ей платили...
- Говорите ясней. - Я почувствовал себя уверенней. Может, все это то есть ее загадочность, какая-то сила - моя выдумка?
Она заметила во мне перемену. Глаза ее, по-моему, стали насмешливы. Однако Лю спала с голоса.
- Есть человек, который привел когда-то Ирину сюда, - сказала обиженно. - И здесь, с помощью этой старой лгуньи, Ирина и пошла к тому убийству, которое видели и вы.
- Здесь это было?
- Даже в этом номере. Хотите - я вам все покажу?
- Что ж... - Я встал и попытался раздвинуть шторы.
- Не смейте! - Она приказывала. Это был уже гневный голос страсти, сердца. - Пусть будет так...
Я пожал плечами и возвратился к ней на диван.
- Ее мог убить любой. И вы в этом могли убедиться. Мальчуган... Злодей... Такой, какой убил медсестру... Но ее убил другой. Когда привел ее сюда, - этим уже и убил. Девочку с полными ножками. Девочку, которой отпущено природой безумие страсти... Вам этого не понять. Вы всю жизнь пользовались женщинами третьего сорта. Все было у вас так, но не так. Это старая дама, которую вы называете директором, потворствовала ему. Он был начальником...
- Это старо, - пробурчал я, - разве вы не знакомы с сегодняшней жизнью? Они сами идут сюда, слетаются, на огонек, эти девочки с полными и тонкими ножками. Мир теперь грешен до отвращения. И вообще... Мне надо спешить на поезд. Был рад с вами познакомиться.
Мне показалось все уже не интересным.
- Почему вы предупреждаете меня о моей безопасности? - спросил я уже грубо.
- Да, вашей. А не чьей-нибудь другой. Конечно, это ваши дела. А мои... Это мои дела!
- Почему я бежал сегодня по вашей милости к Добрюку?
- Потому что вы... Вы стали жестоким. У вас умерло чувство сострадания к наказанным небом.
- Мистика, - захотел я сбросить ее ладонь с моей руки.
- Глупец. Если все предопределено... Если кому-то быть убитым, а кому-то убить... Тогда Добрюк прав!
- Мне, выходит, надо перед убийцами-подонками сюсюкать? Становиться на колени?
- Нет, не сюсюкать. Говорить тихо. Однако нельзя злом призывать к добру. Все у вас не так, не так! Вы стали писать не так.
Меня начинала раздражать ее манера подобным образом говорить. Говорить рубяще. Всезнающе.
- Не думайте так обо мне, - посоветовала кротко она.
- Как? Чего вы вдруг решили, что я думаю о вас?