Нора допила свой бокал, встала, взяла его за руку и сказала:
— Идем, Оскар. Я хочу тебя.
Джейн ахнула.
— Боже мой, Норри! Ты так прямо и сказала?
— Да, так прямо и сказала.
— А он?
— Он подхватил другой, свободной от меня рукой кейс и свой саквояж, и мы пошли к лифту. Я не знаю, что подумал о нас портье, другие какие-то люди в холле. Я видела только Оскара, а он — меня. Мы держались за руки и молча смотрели друг другу в глаза, и все! Все, Джейн! Все! Два взрослых, почти сорокалетних человека! Я не знаю, что было бы, если бы он заговорил!
Мы молча поднялись в лифте, молча подошли к моему номеру, и только тут мне пришлось отпустить его руку, потому что нужно было достать из сумки ключ. Из сумки его жены ключ от моего номера! Мне же больше некуда было положить ключ Естественно, первым со дна сумки я извлекла «номер восемь». Оскар встретился со мной глазами, но промолчал. Я была ему очень за это благодарна, но тоже не открыла рта.
Мы вошли в номер. Он пропустил меня вперед, закрыл дверь и дважды щелкнул замком. Бросил саквояж на пол, огляделся, шагнул в комнату и бережно положил кейс в кресло.
— Там ноутбук. Очень дорогой. Ты не возражаешь, дорогая, если я умоюсь с дороги? Где у тебя ванная?
Я молча показала рукой и подумала: значит, я дорогая, а ноутбук очень дорогой? Выгнать его, что ли, пока не поздно? В ванной зашумела вода. Идиотка, ругала я себя. Я была на грани истерики! А он вдруг запел. И ты знаешь, Джейн, так хорошо запел. Хотя, конечно, это ужасно пошло, когда мужчина поет в ванной… И сама не знаю почему, я вдруг — нет, Джейн, я не заплакала — стала подпевать ему! Что мы пели? Только не смейся. Из оперетты. Из «Фиалки Монмартра». На Монмартре днем и ночью на смолкает шум, там безумное веселье до утра! А когда перед рассветом весь Париж уснул, там в разгаре танцы и игра! Карамболина! Карамболетта…
— Ну вот, — сказала Джейн, — ты опять ревешь. Хватит, Нора! Ну правда хватит!
— Я должна была его выгнать! А не распевать с ним про Карамболетту! Я такая идиотка!
— Ладно, ладно. — Джейн прижала голову сестры к своей груди и ласково прошептала: — Это же здорово, Норри, знать слова из арии! Это ж редко, кто знает. А что было потом?
— Потом… — Нора всхлипнула, — потом он приоткрыл дверь ванной и, не переставая петь, поманил меня рукой. И я пошла, Джейн, пошла!
— Ну и?.. Вы с ним так и пели в ванной или занялись делом?
— Занялись, Джейн, ох еще как занялись! Это было, это было!.. У меня никогда и ни с кем не было так! Ну просто… Вот! Вот точно так же удивительно хорошо, как в море перед тем, как я чуть не утонула. Такое блаженство и полнота, и ничего в целом свете не нужно. Ну совсем ничего! Лишь бы не кончалось это — И Нора опять заплакала. — Лишь бы он все время был рядом…