— Но вы намерены его напечатать?
Он умолк. Пауза слишком затянулась.
— Сегодня кто-то обыскал мой коттедж, кто-то другой взломал мою машину, двое людей напали на меня с ножами, и еще кто-то пытался всучить мне три тысячи фунтов, положив их на мой банковский счет. Вы об этом знали?
Снова молчание.
— Я расскажу об этом подслушивании всем, кого знаю, — сказал я. — Вот прямо сейчас и начну.
— Где вы? — спросил он.
— На том конце провода.
— Подождите! — сказал он. — Вы мне не перезвоните?
— Когда?
— Минут через пятнадцать.
— Ладно.
Я повесил трубку и постоял, барабаня пальцами по стенке кабины и размышляя, есть ли в «Знамени» специальная аппаратура, позволяющая определить, откуда я звонил, или у меня опять фантазия разыгралась.
«Нет, — подумал я, — я не могу себе позволить еще одной драки». Я вышел из метро, минут десять побродил по улицам, потом зашел в паб и позвонил в «Знамя» оттуда. Моего звонка опять ждали: коммутатор соединил нас немедленно.
Когда Сэм Леггат сказал: «Да?», я услышал на заднем плане громкие голоса.
— Это Филдинг, — сказал я.
— Рановато вы.
Голоса на заднем плане внезапно умолкли.
— Ваше решение? — спросил я.
— Мы хотим с вами поговорить.
— Говорите.
— Нет. Здесь, у меня в кабинете.
Я ответил не сразу, и он резко окликнул меня:
— Эй, вы слушаете?
— Слушаю, — сказал я. — Когда печатается ваша газета?
— Первый выпуск — в шесть тридцать, чтобы поспеть к поездам, идущим на запад. Можем придержать до семи. Но это предел.
Я посмотрел на часы. Четырнадцать минут седьмого. С моей точки зрения, что-то обсуждать было уже поздно.
— Послушайте, — сказал я, — ну почему бы вам не напечатать это опровержение и не развезти его? Не такое уж большое дело. Обойдется вам в стоимость бензина до Ньюмаркета и обратно. Я приду к вам в кабинет, когда узнаю, что опровержение печатается.
— А вы поверите мне на слово?
— А вы мне?
Он неохотно ответил:
— Да, я полагаю, вы вернете то, что обещали.
— Верну. Я буду действовать честно. Но и вы должны отплатить мне тем же. Вы причинили серьезный ущерб Бобби Аллардеку и должны хотя бы попытаться исправить то, что натворили.
— Наши юристы говорят, что напечатать опровержение — значит проявить слабость. Они говорят, что мы не можем себе этого позволить.
— Ну нет так нет, — сказал я. — До свидания.
— Нет, Филдинг! Подождите!
— Дураки ваши юристы! — сказал я и повесил трубку.
Я вышел на улицу и растерянно провел рукой по волосам. Все было плохо.
Я проиграл. «Четыре победы! — подумал я. — Это так редко случается!» Мне бы сейчас следовало купаться в шампанском, а не колотиться башкой о кирпичную стенку, которая к тому же еще и дает сдачи. Порезы на ребрах болели. Не обращать на них внимания было уже невозможно.