Генч уже битый час трясся на эмтэхе[5]. Сначала было ясно, зачем десант бросили в лес: нужно задержать, живьем взять особо опасного преступника. Теперь вот приказ изменился: о преступнике помнить, но первым делом выяснить, что происходит на юго-западе. Что-что… муты воюют, деревня на деревню. Никогда не вмешивались в их разборки и — на тебе. Трясись теперь в тесноте и вонище. Скорее бы домой, под душ, поесть нормально, а то консервы да консервы, так и гастрит недолго заработать.
День подходил к концу. Зацепившись за верхушки сосен, солнце соскользнуло за деревья — потянуло сыростью.
И вдруг из лесу наперерез эмтэхе вырулила толпа аборигенов. Жалкие, грязные людишки — быдло, одним словом. Идущая впереди девка раззявила рот и как будто окаменела, выронила узелок с пожитками.
— На ловца и зверь бежит, — верзила Ромчик потер руки и спрыгнул на грунтовку с корпуса остановившейся МТ ЛБ, схватил автомат и проорал: — Никому не двигаться, стоять на месте!
И — очередь в воздух. Быдло сгрудилось в кучу. Генч прикинул: не больше сорока голов, семеро — уроды. Из люка вылез механик-водитель, следом — узкоглазый, похожий на китайца, сержант Сергей. Можно сказать, имени у него не было, все звали Сержантом. Тюфяк, Ромкин брат-близнец, и Карась остались сидеть на корпусе машины.
— Ну-у-у, — Сержант продемонстрировал автомат, — сейчас вы нам быстренько расскажете, что ж вас сорвало с насиженных мест. Ты, ты и ты, — он ткнул стволом в девчонку в выцветшем платье с розами, заросшего рыжего мужика и парнишку с желтым пушком над губой, — в сторону.
Генч на всякий случай обошел толпу с тыла и скомандовал:
— Оружие на землю. Живо!
У них оказалось четыре охотничьих ружья на всю толпу. Уроды — от взгляда на них Генча передернуло — держались обособленно. Выделялся высоченный мужик с гнездом спутанных волос, заячьей губой и непропорционально длинными конечностями. Прям паук. И рядом карлик, едва ему до бедра достает — ножки-ручки коротенькие, тело толстое, мясистое. Червяк червяком.
— Глянь на этих, — Сержант сплюнул, — и жить не живут, и сдохнуть боятся. Образины, три шага вправо и замереть!