— Да, хотел. А зачем?
— Соскучился. Ты ведь не только отец, ты и сын. И это навсегда. Хочется защиты, хочется простых и понятных решений. Это так естественно. Простое объяснение, правда? Поэтому в него верится с трудом.
— Ты умнее, чем я думал.
— Я твой отец, не забывай. Если бы я был глупец, ты пел бы о «философии воли», в лучшем случае.
— Верно, — теперь рассмеялся я, не удивляясь тому, что не слышал собственного голоса.
— А как там Федор, мой внук? Ты ведь хотел поговорить и с ним.
— Хотел… Странно, папа, я не испытываю к тебе отчуждения.
— Это плохо. Отчуждение — признак живого и здорового индивидуума. Ты все еще хочешь поговорить с Федором?
— Конечно, я обязательно сделаю это.
— Сейчас я тебя удивлю. Пересядь на ту скамейку, рядом с Афродитой, и закрой глаза.
Я сделал то, что просил папа, и мне показалось, что я ненадолго уснул в своем сне. Когда я открыл глаза, передо мной сидел мой сын и вполне дружелюбно улыбался.
— Чудеса, — сказал я.
— Чудес не бывает, — беспечно ответил Федор.
— Как там мама? — спросил я, чтобы завязать беседу.
— Ничего, спасибо. Жива-здорова. Ты собирался объяснить мне, что она поступила плохо, когда ушла от тебя?
— Нет, что ты. Боюсь, она поступила не слишком хорошо, но правильно.
— Не уверен, — сказал Федор. — В результате вы оба бросили меня. Да ладно. Что было — то прошло. Забудем. А как ты?
— В дурдом попал ни за что ни про что. Уколы шпиляют. Питаться здесь не могу: вонь несусветная. А так ничего, жить можно.
— Да, весело. Что ты еще собирался сказать мне?
— Извини. Я был плохим папашей. Ты воспитывал меня больше, чем я тебя.
— Зато теперь мне есть с кого брать пример.
— Ты умнее, чем я думал.
— Я твой сын, не забывай.
— Я никогда не забывал об этом. Нам будет о чем поговорить с тобой.
— Не сомневаюсь. Ладно. Тебе пора. Здесь порядки строже, чем в дурдоме…
Обнаженная Афродита подала знак. Скрип панцирной сетки. Я открыл глаза.
— Дементей! — неожиданно для самого себя завопил я. — Дементей! Дементей!!!
Ко мне в бокс сунулось рыло Стаса.
— Мне надо позвонить. Срочно.
— Тебя выписывают, — равнодушно сказал он. — Но лучше бы тебя не выписывали. У тебя сын погиб. Несчастный случай. Водитель оказался придурком. Если видишь придурка, ищи рядом жмурика, — философски заметил Стас.
Я, Соломон, то есть Вадим Локоток, живу с Мау, то бишь Сарой, женой гнусного господина по фамилии Печень, известного своей широкой душой и склонностью к бессмысленной благотворительности. Он денно и нощно замаливает грехи своей жены, а жена его, Сара, уже начинает испытывать неловкость от того, что заставляет страдать невинного человека, своего мужа. Она аккуратно плачет мелким бисером и тяготится жизнью со мной. Я попытался объяснить ей, что Печень молится на ситуацию, созданную специально для него (за что он неусыпно и благодарит Всевышнего): он душит своим великодушием жену, терзает бездомного и бесприютного врага своего Соломона и получает отличные оценки по поведению от бдительных слуг Господа. Он хороший и примерный, а мы плохие и отвратительные. Мы нужны ему для того, чтобы на нашем горбу он въехал в рай. Без нас ему рая не видать, как своих ушей.