Но когда очередь дошла до Вари, тональность передачи как-то сразу нарушилась, переменилась. Экран заполнило ее хмурое лицо, комическое уродство которого вдруг обрело тревожащую величественность. Она говорила и теребила бусы у себя на груди, и этот нервический, совсем не актерский, выдающий подлинное волнение, озабоченность, тревогу жест совсем почему-то не мешал, а даже усиливал внимание к каждому ее слову.
Она говорила о чисто профессиональном, специфическом и трудном, проблемном. И это рождало сочувствие, потому что возвращало к наболевшему, трудному своему. Тысяча нитей, оказывалось, соединяло одну профессию с другой, одно дело с другим, и важен был тон, интонация, строгая, искренняя, с которой об этом говорилось.
Варя несла в себе заряд – заряд праведный, даже если в чем-то она и ошибалась.
Митя тоже смотрел эту передачу. Очень внимательно. И когда она кончилась, когда титры по экрану поплыли, взглянул на Елену мельком. Но она успела перехватить его взгляд, успела прочесть в нем, хотя и скрытое, снисходительное сожаление. Но Митя разве понимал! Варькой еще можно было прихвастнуть, но нечем хвастаться перед самой Варькой. Доброжелательная воспитанность Мити и теперешняя Еленина «оседлость», слаженная обыкновенность их отношений и «дешево-сердитый» в их доме стиль – Варькой это было бы воспринято как потери, а вовсе не как обретения.
Елена предпочла со старой подругой порвать, чтобы уберечься от возможных уколов своему самолюбию. Да, собственно, и Варька не рвалась на общение: дорога для них разделилась, направо пойдешь, налево пойдешь…
В жизни с Митей Елена не чувствовала особых разочарований, напротив, кое-что оказалось лучше, чем она могла ожидать. Но в нем, как и в совместной их жизни, ощущался уже потолок, предопределенность как бы слов, действий, поступков. Временами слова, поступки, действия обращались в некую карусель, кружение на одном и том же месте. Сегодня, скажем, он брился в ванной и шаловливо мазнул Елену по носу кисточкой – и завтра тоже… Сказал как-то огорченно: «Жить с тобой можно только с огромным запасом великодушия». Фраза прозвучала выстраданно, Елена даже устыдилась, но через неделю он снова ее повторил… Фактически ей не в чем было Митю упрекнуть, но отчего тогда возникало раздражение? И накапливалось.
Ссоры, срывы даже не так настораживали, потому что выплеснутая злость не успевала перерасти во вражду, короткая перебранка спустя недолго уже воспринималась как бы обратной стороной любовной, родственной близости, и неважно даже, кто прав, кто виноват, ведь ничего в корне-то не менялось. Другое дело затаенная неприязнь. Она зарождалась вроде бы ни от чего, без причин, без оснований. Вопрос – ответ, и вдруг улыбка невпопад, или поспешно жадное поглощение ужина, или звук нестерпимый ножа о тарелку, или закрытая в ванную дверь, тогда как зайти туда было нужно именно сию минуту, или занятый телефон в момент ожидания звонка – бесчисленные поводы, чтобы негодование вскипело изнутри и, затвердев, давило, мешало дышать.