Елена Прекрасная (Кожевникова) - страница 50

Он что, не понимал? Но как объяснить, что именно понимать ему было должно? Ревность, зависть – свойства, гордиться которыми не приходится, и не станешь открыто о них заявлять. Но когда постоянно наступают тебе на мозоль, ведь не о своем недостатке думаешь, а о неуклюжести ненавистной другого. Зубами скрипишь, а на тебя глядят простодушно – совсем взовьешься!

«Да что ты, – однажды Митя наконец догадался, – какое тебе теперь до него дело!»

Теперь… Теперь-то все и началось. Денежные переводы от Николая: если столько вычитается алиментов, сколько же сам-то он должен получать? И вот ведь, Оксане скоро семь, а он ни разу родной дочерью не поинтересовался. Да, Митя относился к девочке как родной, но кто Митя?

Без внимания Николая Оксана все равно оказывалась обделенной. Да-да, не за себя обидно, за дочку. И начала Оксана постепенно выравниваться: глаза небольшие, серые, но, бывало, светились таким умом! И в лице все больше начинало обнаруживаться характерное: своенравие в рисунке изогнутых губ, лоб выпуклый, упрямый, впадинки у щек, обещающие стать очень пикантными.

А Николай не видел, не знал! Каждое Оксанино остроумное замечание у Елены помимо гордости вызывало досаду: ведь не слышал тот, кому следовало бы! А на приступы непробиваемого Оксаниного упрямства Елена тоже теперь иначе реагировала, в раж впадала: «Нет, ты сделаешь, сделаешь! Я сказала! Ты слышишь, что я говорю!». Молчание в ответ, и в лице тупая безучастность, хоть головой о стену молотись.

«Не сделаешь?! Ну так…» – и, еще не произнося угрозы, ужас (иного слова не подберешь) душу леденил: другое, чужое, непонятное существо сидело за столом напротив, недвижно-немо, но очевидно совершенно, что издеваясь, наслаждаясь Елениной беспомощностью.

Митя пробовал вступиться, но тогда весь гнев готов был выплеснуться на него. «Да что ты лезешь! – хотелось крикнуть, – твоя, что ли, порода? Ты разве понимаешь? И не суйся. Это куда тебя сложнее, и такого коварства тебе и не вообразить!»

Билась – вот именно! – о стену. В отчаянии, в панике, безнадежно, сама себя убеждая, что ей одной, конечно же, не справиться, что разобраться тут смог бы лишь Николай. Его характер. Вот так, ничего не бояться, с готовностью до края дойти и не дрогнуть, держаться с равнодушием истукана, но с места не сойти, не уступить ни пяди.

А ведь надо-то было что? Что просили? «Оксана, повесь пальто на вешалку». И через десять минут: «Оксана, ты повесила пальто?». Взгляд – уж от одного только взгляда можно было взвиться! Ответ: «Потом». «Когда – потом? Оксана, ты слышишь? Да что же это, в конце концов!» И тогда уже книжка, Майн Рид, из рук вырвана, отброшена на диван. Но подумать только! – сидит в той же позе, не поднимая глаз, с таким видом, будто читать продолжает.