Я удержал во сне, чего не должно видеть,
Чего не смел, рожденный, лицезреть,
Седой тоски прискорбную обитель,
И мертвый след на ледяном песке.
Постылой жизни гложущие годы
Терзали прелесть мыслящей природы.
Сложившиеся вмиг стихийные строки совершенно не понравились ему, зато привели к некоторому прояснению сознания. Не так уж все и плохо. Не так уж плохо все.
Человек являет подлинное совершенство лишь наедине с собой – так сказал ему однажды Лютновский, без лукавства и без подначки, в ответ на замечание Нинель, уж не чурается ли драгоценный бард их общества? А что было делать и где взять время, когда столько и сразу нужно всего узнать? Зато теперь времени у него навалом. Только на какое благое дело его употребить? А вот на какое. Он станет учить. Учить здешних обитателей, как в реальности жизни им сделаться людьми. По‑настоящему людьми. Он сам нарисует «Азбуку» и будет собирать их в круг, и показывать буквы, и соединять их в слова. Пусть сунется какой‑нибудь досужий «железный дровосек», Тим скоренько вырубит ему транслятор! И вот тогда многие удивятся, и откроют глаза, и выйдут из Вольера – презрев животное свое состояние, и им протянут руку, как братьям, и может быть, заодно с ними и Тиму простятся его грехи. Грома с небес он здесь не боится, подумаешь, высокоразрядный тонатор! Да он и не намерен нарушать ни одного из трех заветов. Радетелям на Вольер плевать, никаким просвещением особей заниматься они не собираются, вот Тим и возьмет эту постороннюю обязанность на себя. Долой «Азбуки» с пыльных чердаков, довольно невежества! Пусть знание пребудет доступным всем и каждому!
Мысли его все время сбивались с возвышенных, неисповедимых путей, их благородный строй нарушался дикими и оглушительными отрывистыми воплями. «Й‑а‑а! Й‑а‑а!», «У‑о‑о! У‑о‑о!», и все в таком же роде. Это продолжались состязания крикунов. Тим не имел намерения приветствовать победителя, потому скромно пробрался в задние ряды, а оттуда к пологому краю озера, присел на край одной из самоходных лодок. Ему было некогда, ибо в своей голове он строил рай земной для отверженных и обойденных.
Праздник между тем круглился к своему концу. Упорядоченные игрища закончились, и здешнему народцу была предоставлена на короткий срок возможность развлекаться кто во что горазд. Ничего особенного, малышня затеет прятки, а старшие до утра примутся скакать в бездумной пляске, пока шипучка не ударит им в ноги.
– Эй, детка, не хочешь с нами прокатиться? – вдруг прозвучал знакомый голос над его головой. Тим очнулся и посмотрел вверх.