Запишите свой голос на пленку.
Трехминутная запись стоит всего лишь 2.50.
Отнесите голос домой в кармане и удивите своих друзей.
Это натолкнуло меня на мысль.
Если бы я смог записать ее голос на пленку, можно было бы не опасаться, что она опять сорвется при прослушивании, как это произошло в «Голубой розе». Может быть, имея эту пленку на руках, удалось бы уговорить кого-нибудь оплатить ее лечение авансом.
Я поспешил домой.
Рима уже встала и оделась. Когда я вошел к ней в комнату, она сидела у окна и курила. Повернув голову, она выжидательно посмотрела на меня.
— Доктор Клинзи говорит, что может вылечить тебя, — сказал я, присев на кровать, — но это стоит денег. Пять тысяч долларов.
Она сморщила нос, пожала плечами и отвернулась к окну.
— Не надо опускать руки, — сказал я. — У меня есть идея. Мы запишем твой голос на пленку. Возможно, найдется какой-нибудь делец, который согласится вложить в тебя деньги, если он услышит, на что ты способна. Поднимайся, пойдем.
— Ты спятил. Никто не заплатит такие деньги.
— Это моя забота. Пошли.
По дороге в магазин я спросил:
— Ты знаешь «Когда-нибудь»?
Она сказала, что знает.
— Вот это мы и запишем. Будешь петь как можно громче и быстрее.
Продавец, который проводил нас в кабинет звукозаписи, имел высокомерный и скучающий вид. Он явно считал нас парой бездельников, которые не нашли ничего лучше, как выбросить два с полтиной и занять его время.
— Сначала мы прогоним без записи, — сказал я, садясь за пианино. — Громко и быстро!
Продавец включил в сеть звукозаписывающий аппарат.
— Здесь не место для репетиций, — сказал он. — Я буду записывать сразу.
— Сначала мы прогоним без записи, — повторил я. — Для вас это не имеет значения, а для нас очень важно.
Я начал играть, взяв чуть более быстрый темп, чем при обычном исполнении этой вещи. Рима вступила сразу в полный голос. Я бросил взгляд на продавца. Чистые серебряные звуки, казалось, пригвоздили его к месту, и он в изумлении уставился на нее.
При мне она никогда не пела лучше. Это действительно стоило послушать.
Мы исполнили куплет и припев, затем я остановил ее.
— Вот это да! — произнес продавец сдавленным голосом. — В жизни не слыхал ничего подобного.
Рима молча скользнула по нему равнодушным взглядом.
— Теперь будем записывать, — сказал я. — Можно начинать?
— Давайте, если вы готовы, — ответил продавец. — Включаю запись. — Он нажал кнопку.
На этот раз Рима пела, пожалуй, еще лучше. Она, несомненно, владела всеми профессиональными приемами, но не это было главное. Все дело было в ее голосе, чистом, как серебряный колокольчик.