- Значит теперь мы знаем, где вы не были в тот вечер, - произнес Вулф. Дедукция, достойная гения, верно?
- Да, вы правы, - сказал Дойл. - В итоге я просидел вечер в своем любимом французском ресторанчике на Восточной Пятьдесят третьей улице. Метрдотель вам подтвердит - я уверен, что он меня запомнил.
- В котором часу вы покинули ресторан?
- Я как раз пытался припомнить, пока мы с вами беседовали. Около десяти, по-моему. Вечер стоял такой тихий и приятный, что я прогулялся до дома пешком. Я живу неподалеку от здания ООН. Вернулся я, должно быть, в половину одиннадцатого; или без двадцати одиннадцать. Это я точно знаю, потому что посмотрел одиннадцатичасовой выпуск новостей по телевизору.
- Кто-нибудь может подтвердить, что вернулись именно тогда?
- Сомневаюсь, - покачал головой Дойл. - Консьерж у нас есть, но он не особенно следит за жильцами. Вечно сидит, уткнувшись в книжку.
- Вообще-то мы пришли к вам для того, чтобы услышать ответ от вас, а не отвечать на ваши вопросы, - проскрипела Миган. - Что вы вообще себе позволяете? Объясните наконец, что происходит! Мы имеем право это знать.
Вулф взглянул на неё и нахмурился.
- Мадам, мы уже обсуждали с вами этот вопрос и я не собираюсь к нему возвращаться. Всего доброго!
Он встал, обогнул стол и, протопав в прихожую, повернул в сторону кухни.
- Какая наглостъ! - взъярилась Миган, провожая его горящим взглядом. Никаких представлений о приличии!
- Вообще-то я тоже не припомню, чтобы мистер Вулф назначил вам аудиенцию, - терпеливо произнес я. - А в правилах хорошего тона нежданный приход, кажется, не числится.
- Это точно, Гудвин! - усмехнулся Дойл, хлопая себя по коленке. - Я говорил Миган, что так она ничего не добъется, но она меня не слушала. Она уверена, что может кого угодно загнать в угол.
- Тем не менее ты со мной притащился! - рявкнула строптивица.
- Просто, чтобы защитить тебя от тебя самой, дорогуша, - фыркнул он. Должен же кто-то сказать тебе, что пора и честь знать. Так вот, пора! Попрощайся с мистером Гудвином, моя прелесть.
Миган Джеймс настолько взбесилась, что лишилась дара речи - за что я был безмерно признателен Дойлу. Она встала и вылетела вон без единого слова, а Дойл, уже в дверях, лукаво подмигнул мне.
Приятно было видеть, что по меньшей мере он сохранил доброе расположение духа, ведь в такси на обратном пути бывшая половина должна была, как я представлял, перепилить его пополам. Но что-то в его хорошем настроении меня даже смутно тревожило. Разве не его дочь изнасиловали, и не его сыну грозил электрический стул? Нет, я бы на его месте так не веселился. Я рещил, что должен поломать над этим голову.