Сведя руки на солнечном сплетении, Маша согнулась в три погибели. Яростный хохот вышибал из глаз слезы. Отсмеявшись, она вытерла глаза насухо:
– Если бы не ты, а кто-то другой... я бы не поверила. Сказала бы – сплетни. Ты собираешься на ней жениться?
– А что такого? Она меня любит. Этого не вычеркнешь. Что касается мамы, я думаю... Ей всегда хотелось скромную невестку.
– И где эта скромница сейчас? – Маша оглянулась, как будто теперь, после его признания, Валя должна была выйти из-за шкафа.
– В кино. Ушла, не хотела встречаться, пока я... пока мы...
– Вот и славно, – Маша одернула юбку и поднялась. – Значит, пора идти. А то... Как бы сеанс не кончился. Раньше времени.
Пряча глаза, он помог ей надеть пальто и распахнул дверь.
Шорох на верхнем этаже заставил насторожиться: кто-то ходил по лестничной площадке, ступая мягко и осторожно.
«Ишь, знает кошка!» – Маша вошла в лифт, так и не подняв головы.
Трясясь в промерзшем автобусе, она обдумывала свои дальнейшие действия, но так ничего и не придумала. Единственное, что казалось ясным, – отношения с Валей. К этой шустрой пионерке она больше не подойдет.
1
Мама тушила котлеты. Дядя Наум почти не мог глотать, поэтому готовили мягкое. Чистая пол-литровая банка, накрытая марлечкой, стояла на кухонном столе.
– Как он? – Маша спросила равнодушно.
– Плохо! – мама сокрушалась. – Тетю Цилю жалко, – расправляя марлю свободной рукой, она процеживала морс.
– И когда заступаешь? В ночь? Или утром?
Папин брат умирал. Каждый день мама ходила в больницу. Они дежурили попеременно: мама и дядина жена.
– А помнишь, тетя Циля подарила мне платье? Серое с красными пуговками? – Маша вдруг вспомнила.
– Какое платье? – мама отмахнулась. – Иди, не мешай.
– Ну как же, на какой-то праздник. Мне было лет семь.
Мама доставала котлеты и укладывала в баночку:
– Циля всегда хотела девочку: Ленька – сын. Приятно купить девчачье, – мама нашла объяснение.
– Наверное, дорогое? – Маша опустила глаза.
– Ну... По сравнению с их обычными подарками... – мама заворачивала крышку. – Всю жизнь дарили копеечное. Господи! – мама спохватилась. – Оставь меня в покое! Не помню, – она отреклась решительно. И от памяти, и от слов.
– Как ты думаешь, – Маша продолжила настойчиво, – если что-нибудь случится с тобой?.. Они тоже будут так ходить?
– Кто? – мама обернулась, словно ее застали врасплох.
– Не сомневайся. Не будут, – Маша произнесла прямо в застигнутые глаза.
– Я же не для этого, я для папы, – мамины движения стали суетливыми. – Боже мой, – она присела на табуретку. – У Цили что ни год, то похороны: сначала мать, потом отца, теперь вот... – не замечая того, мама говорила о дяде Науме как о деле решенном.