Но Мормог не стал слушать его объяснений.
— Не бросайся я так деньгами, уже давно накопил бы себе на выкуп! Но я не хочу. Не хочу платить, понимаешь? — Он взъерошил курчавый мех бороды, упрятал в ее смолистых кольцах острый клюв крючковатого носа и доверительно мигнул центуриону. — За что, а? Разве Красс дал мне жизнь? Я обязан ею родному отцу, родной матери, родной земле. Им я уже вернул что положено и еще добавлю, даст бог. При чем же тут Красс? Кто он такой? Ну, положим, в Риме он фигура. Но какое, скажи, имеет он касательство ко мне? Я никогда не бывал прежде в Риме, никому ничего у вас не должен, дел у меня здесь нет никаких. Объясни же, центурион: почему надлежит мне платить чужаку — я его знать раньше не знал и знать не хотел — за свою, за мою — мою, понимаешь? — жизнь и свободу? Это я-то, который даже на родине беспощадно рубил руки тем, кто ни с того ни с сего, из одной лишь жадности, тянулся к моей драгоценной шее?
— Он заплатил за тебя, — тупо сказал Корнелий.
— Заплатил? Хе! А спросил он у меня, сколько я стою? Жалких пять тысяч драхм. Мне же цена — миллионы! И вообще нет цены.
— Что так? — удивился Корнелий.
— Не понимаешь? Ладно, — понурил голову раб. — Вы это еще поймете…
— Я возьму твои деньги, — испуганно спрятал монеты Корнелий. — Но… когда их сумею вернуть?
— Когда разбогатеешь, — бросил Мормог равнодушно.
— Ох, когда я разбогатею?
— Очень скоро. Мой господин, Марк Лициний Красс, вербует солдат. Он затевает поход на Восток.
Корнелий как разинул рот, так и застыл, точно каменный идол у храма.
— Эй! — испугался собеседник. — Удар тебя, что ли, хватил? Хлебни.
Он подвинул к нему полную чашу, и солдат разом выглушил неразбавленное крепкое вино.
— Юпитер услышал мою молитву!
Доссен, который Буккон, он же Макк и вообще — Мормог, всегда пил вино «по-кифски». Вино и без того изрядная дрянь, зачем же еще его водой разбавлять?
Раб уныло копался в миске с перестоявшими вареными бобами, с прокисшим соусом. У себя на родине он пил другие напитки. Острые, белые, чистые, дающие здоровый сон и силу. И употреблял другую пищу, тоже острую, сочную, красную, от которой горит нутро.
Здесь любимое блюдо — бобы.
— Как можно есть такую пакость? Неужто вся римская мощь возведена на бобах? — Макк брезгливо отодвинул миску. — Не знаю, возьмут ли тебя, с твоей-то ногой…
— Возьмут! — перевел дух Корнелий. — Она крепче десятка сухих долгих ножек, подобных твоим. — Но, вспомнив кое о чем, спохватился: — Ты хорошо ее заштопал, да будет благо тебе. Возьмут. Я человек известный, бывал в тех краях. Управлюсь. И сын будет при мне. Я сам обучал его ратному делу. Ходить в строю «военным» и «полным» шагом. Бегать, прыгать через рвы и другие препоны. Плавать, ездить верхом. Метать копье, мечом владеть. Удары хитрые шитом отражать…