Но Сьюзан была занята раскладыванием таблеток – желтые с желтыми, розовые с розовыми, а голубые с голубыми.
– Ты не слушаешь. Ничего, я приду в другой раз, и мы…
Сьюзан изумилась этому неожиданному стоическому заявлению матери.
– Нет, слушаю. Просто я сортирую лекарства. – Она показала на маленькие аккуратные кучки таблеток. – Видишь? Они приводят меня в порядок ночью, а я их – днем. Что-то вроде «ты мне, я тебе».
Дорис в замешательстве посмотрела на дочь. Затем ее лицо вдруг сморщилось. Она беспомощно пожала плечами, и ее глаза наполнились слезами.
Сьюзан вздрогнула, как от удара.
– Клянусь! Я слушала! Ты рассказывала, что она вышла замуж за парня по имени…
– Дело не в этом, – выдавила Дорис, борясь с эмоциями. – Когда я думаю о твоей маниакальной депрессии, я просто… – Ее глаза обратились к небесам за помощью, она обмахивала рукой покрасневшее лицо.
Нервно глядя на мать со своего насеста на кровати, Сьюзан попыталась укрыться за кучей таблеток.
– Мам, – несчастным голосом произнесла она, – мы ведь уже говорили об этом. Я сейчас в норме. Правда.
Дорис запустила руку в большую стеганую сумку и начала сосредоточенно копаться в ней.
– Знаю, ты не любишь, когда я волнуюсь, но я ничего не могу с этим поделать. Когда я думаю о том, что ты унаследовала это от своего ужасного отца, то прихожу в бешенство. – Отыскав платок, она высморкалась.
Сьюзан смотрела на нее, застыв от напряжения и ковыряя кожу на большом пальце ноги.
Дорис была права, Сьюзан не любила, когда мать волновалась. Но не только она. Никто не любил. Если Дорис пускала слезу, то вскоре все вокруг начинали хлюпать носом. Она не может допустить, чтобы это случилось. Тем более сейчас. Когда она только начала устанавливать контроль над собой. Устанавливать свой закон. Свой собственный закон. Закон леди Сьюзан Вейл, направляющей себя в нужное русло. Она не слишком надеялась справиться с этим, но сложно практиковаться в самоконтроле, если кто-то всхлипывает у твоей кровати.
– Мне надо было выйти за Ника Мэннинга, – печально продолжила Дорис. – Единственного мужчину, который любил меня ради меня самой, к тому же он был импотентом, а это достоинство, уж поверь! И он бы оставил мне состояние. – Вытерев глаза, она подошла к мусорной корзине и выбросила мокрый платок. – Но я была так молода и…
Сьюзан села на корточки:
– Мам, кажется, ты говорила о каком-то доме в Санта-Барбаре.
Тупо посмотрев на дочь, Дорис обрадованно моргнула.
– Ах, да, дом! – Она просияла и всплеснула руками. – Я не сказала тебе, там есть бассейн! И четыре спальни!