Сначала, как всегда, появились наркоманы. Ничего нового. Она долгое время была упорным наркоманом. Но теперь пришли и другие виды расстройств – люди, чей мозг ослабевал и расплывался, снова начали появляться в ее окне и просачиваться сквозь ее границы или там, где должны были быть ее границы. Они как-то чуяли ее, чуяли ее слишком развитое чувство ответственности, то, что в них самих должно быть, как у нее. Они приходили, держась за голову, в поисках братства.
Наркоманы, психотики, шизофреники, даже кое-кто из двинутых знаменитостей. Сьюзан впускала их в дом, давала им убежище, которого они искали, защищала их от зла. И это было не так уж плохо. Даже здорово. Да и что еще может случиться плохого после всего, что уже случилось? Поскольку Хани счастлива и здорова, не так уж много. И у нее все отлично – она поднимает оступившихся и заполняет ими свой ковчег.
Теперь, когда Сьюзан стала разумной и трезвой, ей начало казаться, что она превращается в призрак своей прошлой жизни. «Это было, когда я однажды…», «Боже, этот парень, который…» или «Господи, я не была там с тех пор…» Она все еще оставалась собой, но в каком-то смысле уже собой не была. Она уже никогда не станет прежней. И это хорошо, правда ведь? Должно быть хорошо. Она никогда больше не примет ничего на веру, как раньше. Нет, она будет принимать все на веру иначе, лучше.
Невероятно, теперь на всяких мероприятиях она говорила на разные темы – от психических заболеваний до гордости геев. Новая девушка из фильма о путешествии в наркоманский бред и обратно.
На собрании «АМФИС» Сьюзан встала и взяла микрофон.
– Я Сьюзан, и я алкоголик. – Затем, словно очнувшись, добавила: – Ой! Ошиблась комнатой!
Большинство присутствующих засмеялись. Даже Лиланд улыбнулся.
– При такой жизни вы бы тоже стали алкоголиками, а мало кому из вас доставалась такая жизнь. Я могу это доказать! У меня есть квитанции и фотографии. Вы бы тоже стали наркоманами, если бы узнали, что у вас ребенок от мужчины, который забыл сказать вам, что он гей, а вы забыли обратить на это внимание. – Сьюзан посмотрела прямо в зал. – Я жила в другом измерении. Патологическом. Мой разум питался другими вещами – кислотой, Дэшером, Дондером, Блитценом.[54] Я чуть не сошла с ума, положение было критическим: я не спала шесть дней, жила в телевизоре, видела желтый свет, исходящий от моей головы, получала секретные послания от еврейских узников в старом кино, подождите… я забегаю вперед… Вы когда-нибудь слышали, чтобы страдающие маниями говорили об этом?! А где же я при этом была? Вот зачем мы здесь. Чтобы понять это. Или вопрос на самом деле в том, была ли я вообще? Или все-таки где? Но я хочу вам пожаловаться. У нас нет Дня Психотиков! А почему? Я считаю, что это упущение. Представьте себе этот парад. По улице едут убогие платформы, на которых, уставившись в никуда, лежат на кроватях страдающие депрессией. А марширующие маниакальные оркестры? Без инструментов, но при этом все болтают, бегают по магазинам и звонят куда попало? Вы можете себе это представить? Или только я? Неважно, не отвечайте. Но почему бы нет? Почему у нас нет психотической гордости? Дискриминация, стыд и все такое, настоящие угнетенные меньшинства. Что у нас вообще есть? Я вас спрашиваю: у нас есть бары для депрессивных?