А еще она немало знала о древней Норвегии.
Сьюзан вытерла руки посудным полотенцем и вздохнула.
– Хани, пора сдать.
Хани поцеловала Дорис и Люси и, пожелав им спокойной ночи, направилась в холл.
Сьюзан поставила свою диетическую колу да раздутый живот Люси.
– Я только уложу Хани.
Погладив дочь по спине, она спела ей несколько любимых песен из «Порги и Бесс», «Вестсайдской истории» и «Звуков музыки».
«Я люблю тебя, Порги, не дай ему меня забрать, спаси меня от рук его горячих».
– Странное это дело, – сказала она Люси после того, как включила ночник в комнате Хани, поцеловала дочь в макушку и на цыпочках вышла из комнаты. – Укладывать спать своего ребенка. Будто я оскорбляю ее: ты идиотка! Даже заснуть сама не можешь!
– А то, что ты поешь ей эту песню, не странно? – сухо ответила Люси, глотнув чаю со льдом.
Но укладывание Хани в постель было лишь последним из унижений ребенка за день. Утром Хани с Лиландом уезжали на две недели, повидать бабушку и дедушку, прабабушку и прадедушку, любимых кузенов и прочих в Джексоне, штат Миссисипи, откуда родом семья Лиланда. Хани любила бывать в уютном, неспешном мирке своей обширной семьи. Любила это место, наполненное шумом и гамом, место, где никогда не запирали двери, обедали, когда бог на душу положит, и ездили в кинотеатры под открытым небом. Теплая, утешающая родственная поддержка в удобном кожаном кресле, дремлющая или смотрящая телевизор, до тех пор пока не позовут: «Ужин готов!»
Предки Сьюзан тоже происходили из подобного местечка, такой же исконно-американский мир кичливых флагов – НЕ НРАВИТСЯ – ПРОВАЛИВАЙ! Всего в нескольких часах езды от родового гнезда Лиланда. Но шоу-бизнес сгладил акцент ее матери и даже матери ее матери. Он изгнал из обеих женщин провинциальность – или похоронил ее под вульгарным блеском голливудской мишуры. Голливуд забрал все, что осталось от обширной семьи Сьюзан, оставив только родителей, брата и отца, который давным-давно с какой-то очередной женщиной. О, у нее были кузены и даже несколько разбросанных бог знает где дядюшек и тетушек, но большинство жили далеко, Сьюзан толком не знала их и никогда не встречалась с ними. Возможно, они побаивались «голливудской штучки» или считали, что их никто не ждет, или что перед ними будут задирать нос. А может, все сразу. В результате Лиланд поддерживал свой род, а Сьюзан сделала ставку на блеск и славу. Неудивительно, что Хани куда больше нравилась та родня, и неважно, сколько представлений давала Дорис, и сколько уроков танца она могла преподать внучке.
В ту ночь Сьюзан приснилось, что она катается с Хани на лыжах и готовится еще раз съехать со склона вместе с дочерью. Но Хани больше не желает кататься. Она хочет съехать вниз на подъемнике или фуникулере. «Пожалуйста, детка, – упрашивает Сьюзан дочь на заснеженной вершине. – Еще разок, – умоляет она. –