Триллион евро (Эшбах, Дюньяк) - страница 25

— Ну что ты, — пролепетал Бенедикт. — Я просто иногда погружаюсь в свои мысли, только и всего.

— Да чего ты оправдываешься? Я же тебя не осуждаю. Я только хотел бы знать, каково это, понимаешь? На случай, если кто-то изобретёт и автоматического машиниста. Каково оно? Всякий раз, когда нам попадается пара дельфинов, я думаю: ну всё, следующие полчаса ты у нас наверняка капитан Ахав в погоне за Белым Китом. А когда подворачивается льдина, что ты делаешь из неё? Превращаешься в отважного полярника-исследователя Мейерхофа, который ведёт сквозь льды свой ледокол?

Бенедикт разглядывал бескрайнюю серую пустоту впереди по курсу корабля и надвигающиеся от самого горизонта тучи.

— Я вообще ничего не делаю. Я размышляю лишь о том, что бы было, если бы. А то, что у меня при этом стекленеет взгляд, никому не мешает, кроме тебя.

— Да и мне не мешает, что ты, успокойся. — Свен принялся перебирать книги, которые лежали поверх карт. — Дай-ка гляну, что ты тут читаешь, может, тогда пойму, чего тебе не хватает. — Он взял верхнюю книгу в бледно-зелёной обложке, походившей на увеличенную долларовую банкноту. — «Один триллион долларов»? Эх, парень-парень. Скажи-ка честно, неужто такую толстую книжку, да ещё на немецком языке, ты можешь прочитать от корки до корки? — Он отложил её в сторону, взял следующую, не меньшего объёма, в белой мягкой обложке с двенадцатью звёздами на голубом фоне в верхнем углу. — «Статистический ежегодник Европейского Союза», — прочитал он название. — Уму непостижимо. — Он раскрыл книгу и полистал мизинцем другой руки, уже занятой удерживанием бутылки. — Эй, да тут же одни цифры. Смотри-ка, правда, ничего, кроме цифр. Слушай, а почему же ты не прихватил с собой телефонную книгу Гамбурга?

— Телефонные номера — это не числа. Числа интересны, а телефонные номера — нет.

— Я всегда ненавидел цифирь. Ещё в школе, должен тебе сказать.

— Цифирь — это основа всего. Огромное количество зла на свете происходит оттого, что люди неправильно считают.

Свен снова захлопнул книгу, отложил её в сторону и, качая головой, сделал ещё один глоток, который окончательно опустошил бутылку.

— Знаешь, Бенедикт, — сказал он, — странная ты птица, правда. Такому человеку, как я, до конца своих дней не понять, что творится у тебя в голове. — Он выбросил пустую бутылку в ящик. — Сварю-ка я кофе. Будешь?

— Да, с удовольствием.

Направляясь на камбуз, Свен ещё раз остановился.

— А знаешь, странно, — сказал он, — откуда здесь в последние годы взялись эти тонкие льдины. Так далеко на юге. И не припомню, чтобы раньше на этом маршруте когда-нибудь водился лёд.