Прежний Йер… Элодия опять вздохнула. Йер туристов, тенистых террас и прихотливо изогнутых переулочков, ресторанов и боулингов, Йер цикад, анисового аперитива «пасти» и ничегонеделания, домов, наполненных историей пёстрой смеси народов и национальностей… Сегодня городок превратился в пристанище беженцев, перенаселённый и агрессивный. Город, отступающий под натиском постоянно прибывающего моря и холмов, покрытых фавелами.[3] Эти некогда лесистые холмы, где на виллах с бассейнами жили богачи, превратились ныне в мусорные отвалы, на которых в диком беспорядке торчат покосившиеся лачуги. Здесь скученно жили люди, бежавшие с побережья; люди, потерявшие всё, у них не было теперь ни имущества, ни работы, ни семьи, ни достоинства. Им уже никто, никогда и ничего не возместит, и им уже никогда не подняться. Там жили эко-беженцы, перед которыми жители Йера испытывали жуткий страх. Раньше они были соседями, теперь их вряд ли можно было назвать людьми.
Элодии и Стефану повезло: у них был свой домик в Старом Йере. Первый этаж они сдали семье эко-беженцев, а сами довольствовались двумя комнатами на втором этаже. В конце концов, ведь надо выручать друг друга, не так ли? Но всё же, хотя Элодия была участлива и жалела истощённых ребятишек в лохмотьях, она поступала так же, как и остальные, более зажиточные соседи, у которых ещё были свои дома: каждый вечер баррикадировалась, с наступлением темноты не выходила из дома и делала вид, что не слышит звука побоев, отчаянных воплей и пальбы. Она пыталась жить как ни в чём не бывало, так, будто жизнь протекала нормально.
Только вот нормального в жизни ничего не осталось. Лета превратились в сухие, пышущие жаром печи, зимы состояли из череды ураганов и бурь, и убийственное солнце обрушивало на землю смерть; когда оно не раскаляло небо добела, тучи окрашивались грязными оттенками, а воздух приобретал кислый, едкий привкус. По радио непрерывно передавали штормовые предупреждения и советы по спасению, по телевизору показывали сплошные катастрофы. И уж ни на какую помощь со стороны государственных служб рассчитывать не приходилось, тем более что службы эти были настолько же неопределенны, насколько и недосягаемы. Практически без средств к существованию, забытые государством, Элодия и Стефан старались, как могли, сами держаться на плаву. Стефан починил старую лодку и выходил на ней в море рыбачить, Элодия продавала его улов, если тот был съедобным, или выменивала на что-нибудь. Иной раз рыба попадалась чахлая, с запашком, иногда она фосфоресцировала. Но они, рискуя заболеть, всё равно её ели.