Забот прибавлял неотвратимый, трижды проклятый дележ. Был Шамидов маленьким винтиком в машине-обдираловке. Крутили эту машину столь ухватистые и скорые на пулевыпускание местные львы, что доля их в приварке, который кропотливо накапливал Усман, была само собой львиной, автоматически превращая долю Шамидова в щенячью, а это хронически травмировало его гордую натуру.
Нервная атмосфера становилась прямо-таки невыносимо психической, когда выныривал из загулов и пер в оперативные дела столичная штучка, наместник НКВД на Кавказе Кобулов.
Обцелованная и отмассажированная руками жеро на лесных кордонах плоть гостя жаждала действий: погонь, перестрелок и победных рапортов о скорой поимке Исраилова. Поэтому облавы на банды и массовые прочесы гор с использованием артиллерии, самолетов и 141-го истребительного полка обрушивались на твердую Усманову голову божьей карой: в облавной сети нередко ошарашенно барахтался только пустивший мирные корешки, порвавший с бандой бедолага-пастух, заплативший Усманову за легализацию. Доказывай потом всему тейпу, что не указчик социально-маленький Усман бериевскому заму — кого ловить.
Накануне случилась именно такая буйная облава кипучего Кобулова, и Шамидов изнывал в нехорошем предчувствии: кто трепыхался в сети на этот раз? Вдобавок с утра в обкоме заворочалась какая-то суета, на лица завотделами опустилась хмарью государственная ответственность, у подъезда свирепо отражали солнечный свет два черных ЗИЛа. Кого-то встретили и проводили к первому.
Раздался телефонный звонок, и милиционер снизу сообщил, что к Шамидову просится старик. «Началось», — совсем упал духом Усман. Велел старика по возможности не пускать.
Текли минуты. В набрякшую тишину стали вплетаться снизу голоса повышенной громкости, а потом гневный старческий фальцет. Распахнулась дверь, и в кабинет внесло горца в потрепанном бешмете, за который пытался выволочь старика в коридор багровый страж порядка. Сделать это было трудно: старик плевался, тыкал в стража палкой, топал сухой петушьей ногой в брезентовом чувяке.
— Что такое? Почему народ не пускаешь? — обреченно спросил Усман, прикинув, что извлекать горца из кабинета теперь все равно что выковыривать улитку из ракушки.
Милиционер скромно озадачился и растворился в коридоре.
— Салам алейкум, садись, — встал и повел разведывательную линию Шамидов. — Как здоровье, как родственники?
— Пока своими ногами хожу, — задыхаясь, буркнул старик, умащиваясь на стуле. — К тебе два дня на ишаке добирался. Из хутора Верды я, Шатоевского района.