Гитлер смотрел в упор невидяще и жутко. Опять неожиданно и коварно сработала память, подсунула Евин «блицкриг». «Проклятая бешеная баба, достала и здесь, в кабинете!»
— Я не имел намерения идти на Москву! Это Браухич подталкивал меня! — рявкнул фюрер, глядя в глаза Геббельсу.
— Это все он! — эхом отозвался рейхсминистр, изнемогая: «К чему бы это?»
— Он торпедировал план «Барбаросса!»
Геббельс обретал возможность соображать. Окреп голосом и фигурой, подставился, понес на себе гневную мысль вождя:
— Тщеславный, трусливый негодяй!
— Он и его спесивая генеральская кучка никогда не могли правильно оценить обстановку! Я с самого начала намерен был идти на Кавказ, поразить Советы в самом уязвимом месте! И это я сделаю летом!
— Эти наглецы со своим постоянным неповиновением камнем висят на ногах вермахта! — уже гладко несло Геббельса.
Гитлер смотрел с некоторым удивлением: рейхсминистр стоял на носках, раздувая жилы на шее.
— Геббельс, я могу здесь ходить голым и бить стулья. Но это не значит, что подобное позволено и вам. Что здесь? — неожиданно, грубо ткнул в папку Геббельса пальцем.
— Мане, Ренуар, Гоген, — мгновенно переключился Геббельс. — Репродукции отобранных картин.
Гитлер отступил, прищурил глаза. В густой вязкой тишине, затопившей кабинет, было слышно натужное прерывистое дыхание рейхминистра пропаганды. Гитлер повернулся спиной к столу, заложил руки за спину, сказал страдальчески:
— Геб-бе-льс!
— Я весь внимание.
— Вы сошли с ума.
— Мой фюрер?…
— Что вы отобрали? После просмотра этого у каждого истинного арийца случится запор. Вы уверены, что для исправления положения в Германии найдется столько слабительного?
— Я полагал… — высоким голосом начал рейхсминистр.
— Вы не должны полагать, Геббельс. Вы обязаны полагаться. Я абсолютно уверен, что эта чахоточная мазня станет, подобно кислоте, разъедать здоровый немецкий мозг.
— Я безмерно виноват, мой фюрер.
Маленький серый человечек со стиснутыми ладошками на груди поразительно напоминал кающуюся Магдалину, кротко взирающую с репродукции, и Гиммлер, судорожно перунув смешком, опасливо затаил дыхание.
— Где Рубенс, Тициан? — распалялся фюрер. — Где крепкая женская плоть, способная рожать Зигфридов? Где груды битой птицы, клыки кабана, копья, кровь — атрибуты истинного воина? Где, я вас спрашиваю? Неужели Европа не в состоянии обеспечить картинами одну берлинскую выставку?
— Я все понял. Позвольте немедленно взяться за дело.
— Идите!
Геббельс повернулся, пошел к выходу странной дергающейся походкой. Гитлер с удивлением смотрел вслед. Пожал плечами, брюзгливо, вполголоса спросил Гиммлера: