О ближайшей сподвижнице Барченко Ю.В. Струтинской мы знаем только, что в 1937 г. она проживала где-то под Майкопом — сведения, которые сообщил следствию А.А, Кондиайн, возможно, состоявший в переписке со Струтинской.
За два года до ареста Барченко, по рассказу Э.М. Кондиайн, тяжело заболел — на ноге образовалась флегмона, и врачи настоятельно советовали ему лечь в больницу. Иначе, говорили они, вы можете умереть, Но Барченко на это возразил: «Я умру тогда, когда больше не буду нужен своей работе», И стал лечить себя сам, как это делал и раньше, спиртовыми компрессами. Вскоре опасная болезнь отступила, Слова Барченко оказались пророческими — в 1937 г, он, а вместе с ним и тысячи других ученых, оказались ненужными советской, вернее, сталинской науке. Именно кремлевский хозяин в конечном счете и вынес смертный приговор Шамбале, правда, не той Шамбале, о которой повествуют буддийские предания и которую искал Барченко, а ее полному антиподу — анти-Шамбале, созданной советской пропагандой.
Гибель ученого неизбежно повлекла за собой и утрату всего созданного им в 1920–1930-е годы. Как сообщили мне в 1999 г. в Центральном архиве УФСБ РФ, изъятые при аресте А.В. Барченко личные документы, различная переписка и монография (диссертация) «Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя» (а вместе с ними, вероятно, и другие работы включая трактат о древней науке «Дюнхор» и книгу воспоминаний «В поисках утерянной истины») были уничтожены в 1939 г.
Погибли и материалы, находившиеся у учеников Барченко — тех, кто был арестован в 1937 г, Как собщает А.Г. Кондиайн (уже упоминавшаяся нами невестка А.А. Кондиайна), «все его (т. е, А.А. Кондиайна) вещи были конфискованы, а его комната-кабинет, долгое время остававшаяся опечатанной, затем была заселена чужими людьми, Остальная часть квартиры, где жили его мать, сестры, а потом и Олег Александрович (сын Кондиайна) с братом, в 1942 г. была полностью разрушена прямым попаданием дальнобойного снаряда, Так погибли и те вещи, которые оставались конфискованными»[349]».
Правда, речь в приведенных выше случаях идет об утрате личных вещей и архивов. Но есть еще официальная документация, осевшая в государственных (ведомственных) архивах, например материалы виэмовской лаборатории Барченко. Эти материалы могли бы пролить свет на нейроэнергетические исследования Барченко, однако их следы до сих пор не обнаружены.
И все же кое-что об этих исследованиях мы знаем. Будучи узником камеры № 76 Лефортовской тюрьмы, Барченко 24 декабря 1937 г. — сразу же по окончании следствия — обратился с письмом к наркому внутренних дел Н.И. Ежову. В нем он попытался обратить внимание одного из наиболее одиозных советских вождей на исключительную ценность своей научной работы: