– Турниры с выходящими – чертовская штука, джентльмены, – задумчиво сказал коренастый и рыжий пруссак Теодор Лихтенгейн. – Ведь сильнейшие могут столкнуться рано и повышибать друг друга. Круговая система кажется мне надежнее, джентльмены.
– Но сколько времени она требует! – сказал молодой Даниэль Уиллард Фиске, главный секретарь конгресса. – Мы стеснены в средствах, джентльмены, не следует об этом забывать. Конгресс не имеет возможности длиться сверх положенного времени.
– Кстати, Фиске, у вас нет известий из Нового Орлеана? – спросил Мик.
– Судья все о своем! – захохотал Томпсон.
– У нас была депеша, судья, – ответил Фиске. – В ней говорилось, что мистер Пол Морфи едет пароходом по Миссисипи. Затем он рассчитывает подняться до Вашингтона по реке Потомак, а там сядет на поезд до Нью-Йорка. Вот все, что я могу сообщить вам, джентльмены…
* * *
Пол Морфи подплывал тем временем по коричневому быстрому Потомаку к столице Соединенных Штатов. Он провел в Вашингтоне два дня, осматривая Капитолий и прочие исторические места города. Все это было не так уж интересно, а по архитектуре Вашингтон был гораздо скучнее Нового Орлеана. Однако Пол радовался всему и чувствовал себя отлично. Впервые в жизни он ехал в путешествие, впервые ехал самостоятельным, обеспеченным молодым джентльменом. Перед отъездом он снял с собственного банковского счета свои собственные три тысячи долларов. Миссис Тельсид тяжело вздохнула, узнав об этом, но не сказала ни слова.
Пол взял каюту первого класса на пароходе и бесконечно долго плыл на нем против течения великой Миссисипи. Никогда еще не заезжал он так далеко от дома, и чем дальше отодвигался дом, тем острее дразнило Пола любопытство.
Он ощущал себя Цезарем, пересекающим Рубикон, и великий восторг предстоящих приключений дурманил его голову, как в мальчишеские годы. Он был полон собой, он не нуждался ни в ком. За все время путешествия он не завязал ни единого знакомства.
Иногда он думал о предстоящих шахматных боях, стараясь с полной беспристрастностью взвешивать свои шансы и шансы противников. Здесь сформировалась одна черта Пола Морфи, неизменно удивлявшая его современников впоследствии: Пол всегда был склонен чуточку переоценивать силы противников и недооценивать свои собственные. Он знал твердо: недооценка противника – тяжелый грех. Он решил уберечься от него и по излишней добросовестности переходил в другую крайность.
Эта черта вошла в характер Пола так же прочно и незыблемо, как и знаменитая старофранцузская вежливость, создавшая ему такую популярность в Старом Свете.