Я сбилась и не сразу сумела собраться с мыслями.
— …А потом мы распрощались, условившись о встрече. Остаток дня я была занята, а сегодня пришли вы. Вот, собственно, и все, — подвела я итог через добрых два часа и потянулась к чашке с остывшим чаем — немного промочить горло. К концу рассказа у меня даже голос немного охрип.
Эллис, впрочем, выглядел весьма довольным результатом.
— Прекрасно, — произнес детектив после небольшой паузы. — Что ж, это вполне ложится на мою информацию. Жаль, что я сейчас занят двумя делами сразу, причем одно из них личное и не терпит отлагательств… Ваш рассказ, Виржиния, во многом подтверждает мои догадки, но кое-что для меня оказалось неожиданностью. И весьма заинтересовало, не скрою… Речь идет о родстве между Эстер Бонне и Джулией Дюмон. Я знал, что одна из дочерей Нингена держит в Лютье небольшую школу живописи, где и преподает сама, только и всего. О том, что у нее есть сестра в Аксонии, да еще не кто иная, как мисс Дюмон, я не подозревал.
В голове у меня словно встал на место кусочек головоломки.
— Погодите. Но ведь Джулия Дюмон говорила, что эта Эстер Бонне — женщина необщительная, склонная к пустым подозрениям, затворница. Как это может сочетаться с преподаванием?
— Да никак, — цинично улыбнулся Эллис, становясь сразу похожим на злого лиса из сказок. — Лайзо прав, она лжет. Вопрос — только ли насчет своей родственницы?
— И зачем лжет, — глубокомысленно добавила я, но Эллис только отмахнулся:
— Тут-то как раз версия сразу появилась. Мисс Дюмон не хочет, чтобы кто-то прочитал письма Нингена, особенно последние. Возможно, там есть упоминание об «Островитянке у каноэ». Или наоборот, нет, — загадочно заключил он.
И замолчал.
Я ждала закономерного продолжения, но детектив только смотрел на меня многозначительно и тихонько поскребывал вилкой по тарелке.
Шкриб-шкриб. Шкриб-шкриб. Шкри-и-иб.
«Это фарфор, ручная роспись, и один комплект стоит хайрейн», — вертелось на языке. Однако я не стала язвить и просто спросила то, чего ждал Эллис:
— Что вы имеете в виду?
Эллис вальяжно откинулся на спинку, излучая довольство. Видимо, ему и впрямь в последние дни частенько приходилось чувствовать себя дураком, вот он теперь и отыгрывался на мне, изображая всеведущего детектива пред лицом наивной леди… Что ж, это можно было только перетерпеть.
К счастью, затягивать со спектаклем он не стал.
— Возможно, двенадцатой «Островитянки» и вовсе не существовало, Виржиния. И письма Нингена могут прояснить эту тайну… — Эллис наклонился, опираясь локтями на стол, и проникновенно заговорил, глядя на меня исподлобья. Свет причудливо лег на пестрые волосы, делая их как будто бы седыми. — А теперь на секунду представим, что так оно и есть. Картины никогда не было. Существовала лишь аккуратная подделка. Об этом знал Лоренс, который нашел ее; Льюис Пул, который ее продал; мисс Дюмон, которая после якобы проведенной экспертизы объявила картину подлинной. Мистер Уэст догадывался о делишках сына, но из-за болезни не изучал их так пристально, как следовало бы. И вот накануне открытия выставки между Льюисом Пулом и Лоренсом происходит ссора, в процессе которой Пул угрожает раскрыть тайну фальшивой картины. Лоренс выжидает некоторое время и убивает его, а картину уничтожает, заявив о краже, и затем требует выплатить страховку, оформленную на имя Уэста-старшего. Страховой агент, действуя в своих интересах, доносит на страхователя в Управление. Далее следует арест — в мое отсутствие, к сожалению. Уэст подозревает сына, поэтому не отвергает предъявленные ему самому абсурдные обвинения. Мисс Дюмон тоже догадывается о личности преступника, но, к примеру, из романтических побуждений или из страха быть обвиненной в афере тоже молчит… — Эллис свел куполом кончики пальцев, как будто в жесте чжанской молитвы о просветлении, и медленно выдохнул, прикрыв глаза. — Как вам такая версия, Виржиния? По-моему, идеально. Жаль, что такие гладкие версии никогда не подтверждаются.