— Ты знаешь, Константин, прекрасный праздник Преображения Господня?
— Зна… знаю…
— Скажи мне, как умеешь, в чем заключается христианская сущность этого праздника… о чем нам напоминает этот праздник…
Мельгунов сильно заикаясь и путаясь, изложил перед экзаменационной комиссией и затаившим дыхание классом свои несложные познания праздника.
— Хороший мальчик… хорошо знаешь праздник, — кротко сказал епископ Гурий, ставя в журнал в графу Мельгунова 11 баллов. Владыка благословил кадета, поднес к его губам безжизненную добрую руку и через стол обратился к Вачнадзе.
— Как тебя зовут?
— Николай…
— Теперь ты, Николай, расскажи мне, что знаешь, про праздник Преображения Господня.
Овладевший собой Вачнадзе, к удивлению епископа, о. Михаила и всей комиссии, без остановки ответил вызубренный им на зубок праздник. Ведь он только путался в названии праздника и очевидно потому, что по этому празднику бегали белые мышки.
— Хорошие познания класса, — обращаясь к о. Михаилу, смиренно сказал поднимающийся с кресла епископ Гурий.
— «Ис полла эти деспота,» — начало трио, в которое включилось духовенство.
Сгорбленный старичек, показавший пример христианской доброты и кротости, покинул класс, оставив в сердцах присутствующих след неугасимой памяти.
В семи верстах от Симбирска, влево от железной дороги, по которой в сторону Рузаевки торопятся скорые и тяжело ползут товарные поезда, привольно раскинулось красочное имение помещиков Киндяковых — «Киндяковка». Широкая шоссейная дорога ведет в прохладу смешанного леса, с западной стороны окаймляющего двухэтажное белое здание с крытой верандой, фасадом смотревшей на быстрые воды Волги, бегущие внизу. Перед домом разноцветными огнями редкостных роз, тюльпанов, ириса, петуньи, львиного зева, анютиных глазок, горел большой цветник. Прямо за ним белизной сверкал расчищенный березняк, улыбающийся молодым побегам ольхи и клена, и подходивший вплотную к обрыву, таящему в себе легенду о каком то страшном злодеянии. С этого обрыва открывалась широкая панорама Волги, а в ясные, чистые дни даль меловых гор Сенгилея, за которыми синел горизонт последними отрогами Жигулей. Весной, Волга бурно выходила из берегов и бросала по сторонам маленькие и большие зеркала воды, соединенные серебряными нитями смеющихся солнцу протоков и ручейков. Волга щедро раздавала дары избытка своих вод, чтобы напоить красотой и душистой свежестью будущие просторы заливных лугов, утолить жажду путника, напоить изнемогающий от летнего зноя скот, дать жизнь рыбам, да несмолкаемым журчанием пошалить с задумчивым лесом. Стоишь зачарованный и взора оторвать не можешь… Стоишь подавленный безбрежной водной стихией, могущей в гневе все погубить, разрушить, уничтожить, а она благословенная Волга, как родная сестра земле, кругом несет дары жизни…