— Как нога?
— Пульсирующая боль. Кровоточит меньше.
— Тогда давай начнем сверху и постепенно спустимся вниз. — Она подсунула ладонь ему под шею, так что ее рука оказалась у него под лопатками. — Мне надо, чтобы ты сел.
Он уперся локтями в постель. Мышцы живота и груди при этом напряглись. Общими усилиями они достигли полусидячего положения: спиной Бен опирался на изголовье кровати.
— Ты сможешь так сидеть?
Он напряженно кивнул.
У него действительно было прекрасное тело. Говоря объективно, натренировано оно было идеально. А еще он страшно замерз и испытывал боль — гораздо более сильную, чем готов был признать.
Действуя быстро, Бриджет стянула с его плеч рубашку, подложив ему под спину побольше подушек, чтобы сидеть было удобнее. Мокрая рубашка громко шлепнулась на пол. Она энергично растерла его холодную кожу полотенцем. Выжав губку, она натянула на руки сморщенные перчатки и села на край кровати. Когда она прикоснулась к царапине на лбу, он отвернулся.
— Не дергайся. Ты хуже малыша.
— Меня уже очень давно не принимали за малыша.
«Да неужели?» Его низкий голос был столь же интимен, как два бокала вина у камина. Говорить, не разжимая зубов, наверняка трудно. И уж конечно, такая фраза не должна звучать привлекательно.
— Ну вот!
Она немного отодвинулась. Матрас прогнулся. Зашипев от боли, Бен прижал руку к ноге.
Бриджет быстро встала:
— Извини.
— Пустяки.
— Наверное, мне надо в первую очередь заняться твоей раной.
Он отыскал влажное полотенце и, скомкав, прижал к ноге.
— Займись грудной клеткой.
— Ты уверен?
Его взгляд задержался на ней на долю секунды дольше, чем строго необходимо.
— Думаю, нам обоим это будет легче.
Она снова покраснела — совершенно некстати. Наверняка он не хотел сказать, что тоже ощущает это странное притяжение. Она просто пытается прочесть в его словах что-то, чего там нет.
— Ну что ж, ребра так ребра, — согласилась она. Схватив рулон бинта, она недовольно заморгала, когда он выскочил у нее из пальцев и покатился по полу, раскручиваясь.
Встав с постели, она потянулась за бинтом, но всякий раз, когда она пыталась поймать рулон, он откатывался еще на три фута.
— Я тебя предупредила, что тебе окажет первую помощь самая большая неумеха мира? — Новая попытка. Очередные три фута. — Извини. — С этими словами она нырнула под кровать. Поймав наконец упрямый рулон, она вынуждена была пятиться наружу, высоко задирая зад. Грациозным это движение никак не назовешь. — Готова спорить, что с матерью Терезой такого никогда не случается.
Бриджет решила, что его ворчание означало смех. Встав, она продемонстрировала ему развернувшийся бинт. Хлопья пыли прилипли к нему, словно к липкой бумаге для мух. — Ну вот. Испорчен.