— А вот и Джулиан. К тебе гости, — сказал Горчински. С улыбкой. Это было ново.
Мальчик посмотрел на трех посетителей, сидевших напротив директорского стола. С Беверли Кьюпидо он уже успел познакомиться, она была прикрепленным к нему социальным работником. Беверли тоже улыбалась. С чего это все они сегодня такие радостные? Парнишка занервничал, потому что по опыту знал: самые жестокие вещи порой делаются с милой улыбкой.
— Джулиан, — начала Беверли. — Я знаю, этот год был трудным для тебя. Ты потерял мать и сестру. И эта история с заместителем шерифа. А еще я знаю, что ты очень расстроился, когда доктору Айлз не разрешили взять тебя на воспитание: комиссия не одобрила ее кандидатуру.
— Она хотела меня забрать, — отозвался Джулиан. — Говорила, я буду жить у нее в Бостоне.
— Не лучшая ситуация для тебя. Да и для вас обоих. Нам пришлось взвесить все за и против, мы думали о твоем благополучии. Доктор Айлз живет одна, у нее очень ответственная работа, иногда бывают ночные вызовы и она надолго отлучается из дома. А значит, ты бы долго оставался один, без должного присмотра. Это не та семейная обстановка, которая требуется мальчику вроде тебя.
«Мальчику, которому место в колонии», — наверное, хотела сказать она.
— Поэтому к тебе и пришли эти люди, — продолжила Беверли, указывая на мужчину и женщину, которые встали поздороваться с ним. — Мы предлагаем тебе другой вариант. Они представляют школу Вечерни в штате Мэн. Неплохое учебное заведение, надо сказать.
Джулиан узнал мужчину — тот навещал его, когда парнишка еще лежал в больнице. Он плохо помнил то время — голова у него тогда была мутная из-за обезболивающих, а полицейские, медсестры и работники социальной защиты сделали из его палаты проходной двор. Джулиан не запомнил, как зовут этого мужчину, но сразу узнал пронзительный взгляд черных глаз, — вот и теперь он смотрел на него так, что, казалось, видел его насквозь. От этого взгляда Джулиану стало не по себе, и он стал смотреть на женщину.
Она выглядела лет на тридцать с небольшим, худая, с длинными каштановыми волосами до плеч. И хотя на ней был строгий костюм — серый пиджак и юбка — по всему было видно, что она заводная. Даже то, как она стояла, выставив костлявое бедро, озорной наклон головы — все это выдавало в ней уличного панка.
— Здравствуй, Джулиан, — сказала женщина, улыбнулась и протянула ему руку, как равному. Как взрослому. — Я Лили Соул, веду классические предметы. — Заметив его недоуменный взгляд, спросила: — Ты знаешь, что я имею в виду?
— Нет, мэм, прошу прощения.