– Ваше Величество благословит нового графа?
– Бедняжка! Да, охотно.
Берли хлопнул в ладоши. Я поневоле широко улыбнулась, когда трое подростков в черном опустились передо мной на колени. Можно не любить Леттис, но дети у нее получаются что надо!
– Ваше Величество…
– Величество…
– Величество…
– Встаньте!
Из трех осиротевших птенцов две девочки, Пенелопа и Доротея, оказались белокурыми зрелыми красавицами. За ними стоял высокий мальчик лет двенадцати, новый граф.
– Подойдите, мой мальчик!
Он вступил ко мне на возвышение. Глаза яркие, бездонные. В зимнем полумраке каштановые волосы под черной шляпой с траурным пером отливали бронзой.
Совсем как Робин в его годы.
– Скажите, сударь, как вас зовут?
Ястребиный взгляд, гордый, воинственный.
– Робин, Ваше Величество.
Робин.
Я выпрямилась и рассмеялась прямо в его серьезное лицо.
– Милорд граф, приветствуя королеву, принято снимать головной убор.
Он напрягся, вспыхнул, яростно сорвал с головы шляпу и швырнул на пол. Я почувствовала странную жалость – из-за смерти его отца? Да я его не знала и знать не хотела – и, подавшись вперед, прижала мальчонку к груди. Он вздрогнул, весь сжался и отвернулся.
– Робин! Как не стыдно!
Пенелопа, старшая сестра, обмерла от грубости невоспитанного братца.
– Пустяки, дорогая.
Смеясь, я раскрыла объятия и отпустила его – из комнаты, из своих мыслей.
Могла ли я знать?
Молодого графа рано было отдавать в университет, поэтому Берли отослал его обратно в поместье. Юных красавиц опекал теперь лорд Хантингдон, а вдовая Леттис вновь оказалась при дворе и вознамерилась покорить всех моих лордов.
Особенно одного.
– Вы танцуете, милорд?
Всю весну и все лето, каждый вечер звучал ее храбрый вызов. Когда леди приглашает, джентльмен не может отказать. Я ехидно посмеивалась, глядя, как она из кожи вон лезет, чтобы заполучить Робина!
Я в него верила. Разумеется, я видела, что ему нравятся ее ухаживания, он охотно тает под взглядом этих миндально-коричных глаз, под этими жаркими манящими взорами – что он, не мужчина? Но она могла вывести из себя!
– Господи, сударь, что это за лепет? Вы ни о чем, кроме поэзии, говорить не способны?
Теперь Леттис, обмахиваясь черепаховым веером, приставала к племяннику Робина, милому, умному мальчику Филиппу. Я издали косилась на ее медно-рыжие, поблескивающие при свечах волосы, на непристойное обилие рубинов, на огромную жемчужину, висящую прямо посреди низкого лба, и старалась не слышать ее громкого деланного смеха, когда она вновь обернулась к Робину:
– Вы танцуете, милорд?
Что ему оставалось? Конечно, после меня он не мог плениться грубыми чарами этой грудастой голубки. Едва отделавшись от нее, он вернется к серьезному разговору со мной.