– Как я уже говорил, мадам, мой совет – отложить пока визит французского принца. Народ беспокоится, лето, жара…
И я надеялась, что остальные тоже видят, как Робин противится моему браку с герцогом Анжуйским, как вставляет палки в колеса Симье, и понимают – все это ради меня.
Я и сейчас готова присягнуть, что это было своеобразным проявлением любви. Но его своеобразие дорого нам обошлось… Боже, если бы не вспоминать… Боже, Боже милостивый.
Однако он недооценил противника. Даже тогда я понимала, что в мести Симье нет ничего личного. В таких делах французы руководствуются исключительно соображениями пользы.
Время бежало, сватовство не продвигалось, и виной тому был Робин. Симье понял, что надо делать, и сделал.
Он осуществил это июньским вечером в Гринвичском цветнике, когда солнце золотило воду, а речная прохлада дарила отдохновение после жаркого дня, и только-только отзвучали последние звуки напева.
Они пели «О, неверное сердце», маленький хор мальчиков и регент из дворцовой церкви.
Симье приподнялся на подушках, такой изящный в серо-зеленом камзоле с изумрудами, потянулся маленькой рукой к бокалу.
– Скажите, Ваше Величество, – произнес он просто, – что вы думаете… о браке милорда Лестера?
Вы, разумеется, догадались, что он женился?
Все вокруг знали.
Все, кроме меня. Бедная брошенная дура всегда узнает последней.
Я как-то упала с лошади и так ушиблась, что не могла от боли продохнуть. Вот и сейчас я задыхалась в черной пучине боли и не могла крикнуть, потому что дыхание сперло в груди. Симье вскочил.
– Помогите Ее Величеству! – звонко приказал он, женщины со всех ног бросились меня поддержать.
Робин женился! О, неверное сердце…
Меня отнесли в комнату. Я бесилась, тряслась, стискивала Парри руку.
– Заклинаю вас вашей честью, Парри, скажите, что вам известно о браке милорда Лестера?
Ее старческое лицо вспыхнуло, пошло безобразными серыми пятнами.
– Мадам, я не смею!
– Он что, приказал вам молчать? Запугал?
Подкупил?
Все вместе, судя по ее убитому виду.
– Мадам, простите, я не могу…
– Парри! – взвыла я. – Кто-то должен мне сказать!
О, Господи, была бы жива Кэт! Парри всегда как огня боялась моих гнева и слез.
– 0-ох-ох! ах! ах! аххахааа…
Теперь и она билась в истерике, и мои фрейлины забегали вокруг со жженым пером и нюхательной солью. Парри продолжала выть, пока не докричалась до обморока.
– Елена!.. Радклифф!.. Кэри!..
Они все попрятались. После смерти Кэт я так и не нашла себе новой наперсницы. А ведь и Кэт предала меня, когда по простоте сердечной продала меня лорду Сеймуру.
О, неверное сердце…