Из королевских покоев суматоха распространилась по всему дворцу. Вбежал лорд-камергер.
– Мадам, что делать?
Как колет в боку!
– Сассекс, я вам приказываю, расскажите мне о жене лорда Лестера.
Тревожно нахмуренное чело разгладилось, озабоченность сменилась величаво-грозным спокойствием.
– С вашего позволения, мадам, – осторожно ответил он. – О которой?
– Стража! Где моя стража? Немедленно пошлите арестовать лорда Лестера!
Ошалевший от ужаса капитан тупо вылупился на меня. Они все любят Робина, он человек действия, один из них.
– Э… мадам, куда его отвести?
Я рассмеялась идиотским смехом:
– В Тауэр!
– Мадам, невозможно! Идет прилив, лучшие лодочники не доставят нас туда к ночи!
– Тогда завтра! А пока хорошенько стерегите его здесь.
Однако тот продолжал стоять, раззявя рот, и очнулся, только когда я завопила:
– Прочь, остолоп! Исполняйте приказ, если не хотите оказаться в Тауэре заодно с милордом!
Он развернулся, как ужаленный, и затрусил к дверям, следом загромыхали его дурни.
– Мадам, этого делать не следует!
Никогда я не видела Сассекса таким мрачным и растерянным.
– Тауэр – для изменников, мадам, для тех, кто повинен в государственной измене.
Я завыла в голос, как ведьма, как четвертуемый на колесе, которое раскручивает и раскручивает палач.
– Это и есть измена…
Итак, Робин отправился под строгий арест, а я – прямиком в ад. Неужто Бог решил меня покарать?
За что?
Я лихорадочно металась по комнате, бормотала, словно умопомешанная, и лихорадочно спрашивала себя: отчего мне так больно? Я не могу выйти за Робина – почему же ему нельзя жениться по собственному выбору?
Я не знала ответа, только чувствовала: мне этого не вынести…
– Он под стражей в башне Мильфлер, здесь, в Гринвичском парке, – доложили мне.
Мильфлер – Башня дивных цветов. От этого еще больнее. Отец построил ее для моей матери в пору их первой любви, когда она была для него дивным цветком, а он для нее – деревом, небом, землей – всем на свете.
Как Робин – для меня…
– Мадам, этого делать не следует.
Сассекс, простой и честный, не стал бы тем, кем он стал, если бы сдавал крепости упорства и цитадели истины.
– Как, засадить человека в тюрьму, отнять у него бесценную свободу, за которую англичане умирали, – и все потому лишь, что он женился?!
По нашим законам это не преступление – и по Божеским тоже! О нет, миледи. Господь Сам заповедал и повелел нам вступать в брак, это священное таинство для любящих, дабы не впасть в блуд…
– Довольно, довольно! – завопила я. – Не говорите мне про их любовь…
А тем паче – про блуд…
– Пошлите за Хаттоном! Нет, нет, я хочу поговорить с Берли!