— Тогда — ко мне, — и попытался улыбнуться.
Стефани осматривала широко открытыми и все же ничего не видящими глазами гостиную в квартире Макаллистера. Она подошла к огромному, во всю стену, окну с видом на город; необыкновенная панорама, но ее мысли были заняты Макаллистером, который на кухне варил кофе.
Она ждала, что он предложит ей выпить, но он этого не сделал. Кофе, сказал он твердо, и она не возражала. В конце концов, она уже выпила бокал — или два? — во время ужина.
Стефани предполагала, что волнение ее уляжется, когда они выйдут из помещения в морозную мартовскую ночь. Но оно только усилилось. Она замирала от предчувствий и испытывала очень странное ощущение, что идет по сияющему розовому облаку.
Она понимала, на что согласилась… Но больше не могла себя контролировать в том, что касалось Макаллистера. Все возражения, когда-либо появлявшиеся, теперь были сметены возникшим и разраставшимся в ней, пока они танцевали, желанием.
— Стефани?
Она обернулась. Хозяин квартиры входил в гостиную, неся по голубой чашке в каждой руке. Он снял пиджак и бабочку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Стала видна темная поросль волос на его груди.
— Замечательно, — вздохнула она, подходя к нему.
— Аромат?
— И это тоже. — Ей показалось, что он сглотнул. Потом шагнул в сторону, к кофейному столику перед мраморным камином, и поставил чашки.
Когда он повернулся, она была прямо за ним. Ее глаза решительно блестели, отчего сигнал «Тревога» зазвучал громче в его мозгу.
— Как ты любишь кофе? — Он пятился в направлении кухни. — Сливки, сахар?
— Черный, — ответила она.
— Я… извини меня, поищу сахар… — И он сбежал. В кухне он принялся перетряхивать первый попавшийся шкаф. Сахар, бормотал он, где же, черт возьми, сахар… Не то чтобы он был ему нужен — просто было необходимо спрятаться от нее…
— Ты ведь пьешь без сахара. — Он повернулся.
Стефани стояла, опираясь на дверной косяк. Она сморщила свой очаровательный маленький носик. — Но со сливками.
— Ты права. Я… не кладу сахар… регулярно… в мой кофе. Но иногда, вечером, когда я чувствую себя… ну… истощенным, что ли, я кладу сахар, чтобы… восстановить энергию. — Он молол ерунду, и прекрасно понимал это.
Она проплыла к нему через кухню. Проплыла — единственный способ описать то, как она приближалась. Она сняла туфли, и сейчас ее ноги в чулках не издавали ни звука на кафельном полу. Ее бедра раскачивались так возбуждающе, что все его попытки контролировать реакции своего тела были просто смеху подобны. Она остановилась прямо перед ним и, дотянувшись, захлопнула дверцу шкафа.