Легкая улыбка искривила его губы, и девушка решила, что пора открыть корзину. Ханна обнаружила там фарфоровое блюдо и стала накладывать на него куски ветчины, хлеб и шпинат со сливками.
Сконцентрировав свое внимание на еде, ей было нетрудно забыть, что она находится в сарае садовника наедине с мужчиной, который, между прочим, очень красив.
Ее рука потянулась, чтобы поправить прядь волос и вдруг она сообразила, что на ней нет ни шляпки ни перчаток.
— А вы не собираетесь поесть? — спросил лейтенант, сделав себе бутерброд с ветчиной.
Он ел медленно, но по выражению удовольствия на его лице Ханна поняла, что приняла правильное решение, предложив ему еды.
— Я не голодна.
После всего, что с нею произошло, Ханна потеряла аппетит. Вдруг слезинка упала ей на ладонь.
— Леди Ханна, — послышался глубокий голос лейтенанта. — Что это?
— Ш-ш ш — Она подняла руку, не в состоянии посмотреть на него. — Мне просто нужна минутка, чтобы собраться. Это утро было не из легких.
— Ну что ж, поплачьте, — разрешил он. — Вы это заслужили.
И Ханна разрыдалась.
— Он собирался погубить меня, — плакала она. — И все потому, что я отказалась выйти за него замуж.
Сильные руки заключили ее в объятия, и это было желание утешить ее.
— Что мне теперь делать? — прошептала Ханна, стыдясь своих слез.
Лейтенант прижал ее к груди, ласково поглаживая по спине:
— Я думаю, вам следует покинуть Лондон.
— Согласна.
Как только она исчезнет — сплетни улягутся, Ханна вытерла слезы, высвободилась из его объятий и уселась на один из мешков, сохраняя длинную дистанцию.
— Я благодарна вам за вашу помощь сегодня. Скажите, вас кто-нибудь видел?
— Не думаю. — В его глазах блеснуло озорство. — Хорошо, что ваш отец открыл окно заранее.
Расправив юбки, Ханна села прямо.
— Когда вы должны отправиться на Крымский полуостров?
Лейтенант занялся бутербродом с ветчиной. Спустя минуту он ответил:
— Мои предписания изменились. Вместо этого меня направляют в Лохенберг.
Лохенберг? Ханна нахмурилась, удивляясь, что может хотеть армия от такой крошечной страны, примостившейся между Германией и Данией. Когда-то она изучала лохенбергский язык вместе с другими европейскими языками.
Ханна уставилась на лейтенанта, не совсем понимая, что он ей только что сообщил:
— Вы хотите сказать, что вы больше не будете воевать? Это моя вина, не так ли? Мой отец…
— …не имеет к этому никакого отношения, — закончил он. — В мою жизнь вмешался другой человек.
— Кто?
— Граф фон Рейшор. — Майкл покачал головой, откусив кусочек шпината. — Это долгая история.
— Он был на балу, который недавно устраивал отец, верно? — размышляла Ханна.