Майкл понимал, что ему снится сон. Он снова маленький мальчик и держит за руку свою маму.
Был теплый полдень. Воздух кислый от запахов Лондона. Шум незнакомых голосов и звуков заставлял его держаться рядом с ней.
— Все в порядке, Майкл. Ты теперь в безопасности. — Мама легко коснулась губами его виска, шепча слова утешения.
— Я боюсь, — Майкл спрятал лицо в ее подоле. — Она сказала, что они накажут меня, если я не буду хорошо себя вести. Если я не сделаю то, что она говорит.
— Теперь мы о тебе позаботимся, — шептала Мэри. — Никто никогда больше не причинит тебе вреда.
— Майкл, — услышал он тихий голос леди Ханны, — просыпайся.
Он зевнул, голова у него была тяжелая, веки свинцовые.
— Сейчас. Одну минуту.
Ее рука потянулась к его лицу, теплая ладонь коснулась его щеки. Это было приятно.
— Майкл, открой глаза. Посмотри на меня.
Перед глазами у него все поплыло, затем зрение прояснилось, и он увидел Ханну. Судя по ее подмятому виду, она, вероятно, вообще не спала. Ее волосы были наспех заколоты шпильками, ее розовое платье с длинными рукавами в беспорядке. Она бросила свою шляпку на ближайший стул. Неужели она оставалась со мной всю ночь? Судя по виду, мы находимся в номере на постоялом дворе.
— Где миссис Тернер?
— Она с графом фон Рейшором. — Лицо Ханны вспыхнуло, и она продолжала смотреть на него с беспокойством. — Эстель ей помогает.
— Тебе не следует быть здесь со мной наедине, — предупредил Майкл. — Подумай, что скажут другие.
— Я сказала владельцу постоялого двора, что ты мой муж.
На это он приподнял бровь.
— И граф согласился на это?
— Он без сознания.
Она крепко сжала губы, и Майкл не мог понять, почему она смотрит на него во все глаза.
— Что-то не так?
Майкл бросил взгляд на свою правую руку, но повязка оказалась чистой. Его рана немного болела, но боль была терпимой. Пуля лишь оцарапала кожу.
— Почему ты на меня так смотришь?
— Разве ты не понимаешь, что делаешь?
— Не понимаю. Скажи мне.
Он осторожно сел на постели, свесив ноги.
— Послушай себя, — сказала Ханна. — Ты говорил на лохенбергском во сне последний час и только что. На другом языке, Майкл, которого, как ты говоришь, не знаешь.
— Не может быть, — начал было он и тут услышал незнакомые слова. Как будто его голос и его мозг почему-то были не связаны друг с другом. Он говорил инстинктивно, не думая.
И Ханна тоже говорит на лохенбергском, — теперь понял он.
Это открытие потрясло его.