— Что п'оизошло?
Девушка не отвечала и продолжала плакать. Тогда Мамаду принялся гладить волосы Сильви своими красивыми руками с длинными тонкими пальцами, приговаривая с еще большей нежностью в голосе:
— Не надо плакать, Сильви. Я все п'ек'асно понимаю. Мы всего в пе'вый 'аз занимаемся любовью. Потом все уладится. Нужно только немножко те'пения…
Не зная, что еще сказать, он стал краем простыни вытирать ей слезы. Такая почти детская непосредственность заставила Сильви улыбнуться.
— Ты — славный, Мамаду, — проговорила она. — Но знаешь, если я приду к непоколебимому убеждению, что никогда не смогу стать полноценной женщиной в известном смысле этого слова, то непременно покончу с собой!
— Не сходи с ума! Так нельзя гово'ить! Слово «никогда» не из ф'анцузского языка. Нам, детям, это гово'или в школе у меня на 'одине. — Мамаду обнял Сильви за плечи.
— Ты, наверное, был самым очаровательным из всех темнокожих детишек? — улыбаясь сквозь слезы, спросила Сильви.
— Моя мама мне всегда гово'ила, что я — самый хо'ошенький, — со свойственной ему непосредственностью ответил негр.
— Она была права! Скажи, Мамаду, я тебе нравлюсь? — серьезно спросила Сильви.
— Ты 'азве не убедилась, что н'авишься? Иначе я ничего бы не смог сделать. — Мамаду выразительно посмотрел на предмет своей мужской гордости, красноречиво подтверждающий его слова.
— С твоими данными тебе нетрудно убедить в этом любую женщину! — заметила Сильви.
— Вообще-то белые женщины меня любят, потому что понимают как мне п'иятно доставлять им наслаждение. Женщина, кото'ая не получает удовольствия, это, по-моему, несчастная женщина, — вздохнул он. — Ты, я думаю, п'осто еще не п'ишла к счастью. Это потому, что в объятиях мужчины ты очень не'вничаешь. Ты слишком ост'о на все 'еаги'уешь.
— Ты говоришь это искренне? — Сильвии так хотелось поверить этому добродушному маргиниканцу.
— Да, — кивнул негр.
— Ты — замечательный парень, Мамаду! — Она порывисто обняла его за шею и прижалась к темнокожей щеке.
— Я уве'ен, что смогу тебе помочь сегодня же, не откладывая, — убежденно произнес тот.
— Но как? воскликнула девушка.
— Сейчас не очень поздно, даже наобо'от, сейчас — самое в'емя пойти потанцевать. Я п'иглашаю тебя в один клуб, где выступает очень хо'оший нег'итянский о'кест'. Ди'иже'— мой давний д'уг. Увидишь, в танце, п'ижавшись ко мне, твое тело почувствует то, что лишь нег'итяиская музыка способна п'обудить в человеке. Для таких, как ты, немного ф'игидных, там-там — лучшее лека'ство. А когда ты впадешь в т'анс, как и полагается во в'емя танца, п'идуманного для сладост'астия, я снова п'ивезу тебя сюда, и мы по-настоящему займемся любовью. После этого у тебя больше не будет никаких п'облем.