А на сердце у Линды было неспокойно. Так неспокойно, что она с трудом хранила молчание, пока они шли к единственной свободной скамейке. Как только они достигли цели, Линда повернулась к Роджеру.
— Роджер… Я не уверена… Не уверена, что смогу стать твоей лю…
— Не продолжай, Линда, — резко прервал он ее. — Сначала выслушай меня. А потом скажешь свое слово.
— Хорошо. — Она подумала, что ей может не понравиться то, что он скажет.
— Я не был до конца откровенен с тобой.
Сердце Линды оборвалось.
— Я сделал тебе предложение, которое не был намерен исполнить.
…Сердце ее оборвалось и полетело в пропасть…
— Я просто хотел узнать, любишь ли ты меня как прежде. Поскольку я узнал это, то не допущу, чтобы ты стала моей любовницей. Я не собираюсь тебе позволить ничего другого, кроме как стать моей женой и матерью моих детей.
Глаза Линды расширились от изумления. Роджер нежно погладил ее по щеке, и ее сердце воспарило к облакам.
— Я люблю тебя, Линда… Я всегда любил тебя… с того лета…
— Но ты, ни разу не приехал ко мне! — выкрикнула она. — И женился на другой!
Роджер покачал головой. Его рука соскользнула с ее щеки.
— Я по глупости позволил другим силам направлять мою жизнь. Я думал, что слишком жесток, чтобы быть добрым. Считал, что недостоин тебя.
— Как ты мог так думать? — простонала она.
— Ах, Линда, Линда, понимаешь ли ты, как твоя семья отличается от моей? Тем летом… Я понял, что такое настоящая семья. Всего этого я был лишен в детстве. Меня снедали тоска и зависть по настоящим, искренним человеческим отношениям. Еще раньше я ощутил этот дух Уилсонов, общаясь с Дэном, который был более прямодушен и полон любви к жизни, чем все, кого я знал раньше. Он был сам себе хозяин, и мне это нравилось. В нем не было ни претенциозности, ни жеманства, как сказала бы твоя мать. Он меня принимал таким, каков я есть, независимо от положения моих родителей. Ничто ему так не нравилось, как сбивать с меня спесь. Пожалуй, с годами он зашел в этом слишком далеко, — добавил Роджер ядовито. — Честно говоря, — продолжал он, взяв руки Линды в свои, — я могу понять ярость Дэна, поскольку это касалось тебя. Какой брат захочет для своей пятнадцатилетней сестры такого кавалера, каким я был тогда? Да я и мужчиной-то не был — не более чем испорченный, надменный, сдвинутый на сексе болван, чей интерес к девушкам не простирался выше пояса. Легче всего было, уехав с фермы, сказать себе, что я лишь вообразил, что ты пробудила во мне какие-то другие чувства, смешать начало настоящей любви с простым влечением, наконец, считать твои чувства не более чем детской привязанностью, которая пройдет со временем.