- Ммм... деспот, чудовище... куда ты меня привез, о хищный зверь...
И она легла ему на грудь, потянувшись губами к его губам. Волосы Арвы тремя длинными косами стекали на спину, он ухватился за среднюю, запустил пальцы в пушистые завитки у самого затылка и позволил ей пососать свою нижнюю губу. Потом долго исследовал языком сахарную слюну за ее зубами.
- Мммм... аххх... пощади, о Абу Хамзан... - застонала Арва, отрываясь от его жадных губ.
Она снова выпрямилась и откинулась в неспешной скачке, и Абу аль-Хайр нежно прихватил указательным и средним пальцами сосок на круглой тяжелой груди. Ладони не хватало, чтобы сжать ее в горсть - все-таки не зря говорят, что лучше всего пробовать женщину, которой за двадцать пять. Девчонку не что прихватить, а тут...
- Ммм... мой суровый повелитель... что я буду делать во дворце эмира верующих... ах... великая госпожа сживет меня со свету...
Разговор переходил к важным предметам.
Абу аль-Хайр властно приподнял женщину над собой, останавливая скачку. Сел, уложил Арву на спину, пошире раздвинул ей ноги и лег сверху. Всем новомодным ухищрениям он предпочитал отцовские наставления: женщина должна быть под тобой - так проникновение глубже всего, да и семя изливается надежней всего для зачатия. Зачатие его сейчас не особо интересовало - чего нельзя было сказать про глубину проникновения.
Арва мерно вскрикивала, крутила головой, раскрывая рот, как вытащенная на берег рыба. Абу аль-Хайру рассказывали, что в здешнем ханьском квартале проститутки умудряются во время скачки еще и на лютне играть. Кому нужны эти ваши лютни...
Потом он удовлетворенно похлопал ее по бедру:
- Не тревожься, о женщина. О благосклонности эмира верующих позаботится сахиб ас-ситр, я уже написал ему о... тебе.
На самом-то деле Абу аль-Хайр писал хранителю ширмы - доверенному слуге халифа, ведавшему доступом к повелителю ходатаев, а также представлением новых невольниц - несколько о другом.
- Скажи-ка мне, откуда родом эта твоя ученица... как ее... Шаадийа?
- Из Магриба, - мягко отозвалась певица. - Она берберка.
Арва, томно жмурясь на вечерний свет за огромным, в пол, окном, переплетала влажные волосы.
- Берберка... Это хорошо.
Недаром Джибрил ибн Бухтишу в своем трактате "О свойствах женщин" писал, что идеальная женщина - это берберка, лучше всего - из племени кутама, купленная в девятилетнем возрасте, которая три года провела в Медине, обучаясь пению, а три - в Ятрибе, изучая танец, а затем отправленная в Хорасан - постигать изящные искусства. Если ее купить в восемнадцать лет, она сочетает в себе хорошую породу с кокетством мединки, нежностью ятрибки и образованностью парсиянки. Шаадийа в Хорасане не училась, зато обладала другими достоинствами: ей еще не исполнилось шестнадцати и она была девственна. Еще говорили, что люди, приходившие послушать ее пение, улетали душой и разрывали воротники одежд, обливаясь слезами.