- Я хали, - усмехнулся сумеречник. - Которого племя держит у себя из милости.
- Неважно, - отмахнулся Антара. - Ты ведь воевал, так?
Рами пожал плечами - и что с того?
- Ну так прочитай мне свои стихи. Про войну.
Сумеречник долго смотрел на него - и Антара понял, что сейчас Рами скажет. У Стрелка была такая привычка: посмотреть-посмотреть, то ли как на страуса, то ли как на какашку, и спросить гадким голосом что-нибудь эдакое, с подначкой и приподвывертом.
- Антара, я не понял.
Ну, точно, сейчас с пометом смешает.
Сумеречник продолжил:
- Ты вообще откуда такой взялся, дружище? Ты серьезно думаешь, что я - про войну - буду писать стихи?
- А что такого? - тут Антара начал закипать не хуже воды в котелке.
Похлебка, кстати, остывала, затягиваясь льдинками жира.
- Война - это мерзкая, отвратительная, причиняющая боль вещь, и вспоминать ее в стихах совершенно необязательно, - отчеканил Рами. - Как у вас говорят? Зеленый финик - не сладкий? Вот и с войной так, Антара. Нечего про нее в стихах писать. Тем более хвалебных. А ты всякую чушь бейт за бейтом городишь, потому что бой только издалека видел. Нет в нем ничего завораживающего взгляд поэта, Антара, это я тебе точно говорю.
Но юноша уперся:
- Ни в жисть не поверю, что ты ни строчки про войну не написал.
- Хорошо, - сдался сумеречник. - Есть у меня стихи. Но не про войну. Про тех, кто воюет, скорее.
- Вот и почитай, - мстительно сощурился Антара.
- Ну вот это вот как бы вот так вот можно на ваш язык перепереть, - пробормотал Рами.
И прочитал:
Тридцать бойцов - изогнутая дружина,
да сотня в доспехе. Да ночь туга, как пружина.
Хлопнет, откидываясь, блёклая парусина -
и снова тихо. Затаились цикады.
Или кто тут вместо выводит рулады,
передавленные - припахивают мокрой псиной.
Здесь понравиться может только отсутствие фальши.
Этот фарсах тарантул обходит подальше.
Незачем думать - кто всматривался раньше
и почему перестал, по каким причинам,
в эти ночи, приличествующие мужчинам,
примерно так же, как похотливый банщик.
Но увиденным не поделиться. В пыли и прахе,
в чёрном зрачке, упраздняющем прошлые страхи,
в высокомерном бденье кружащейся птахи -
мы одиноки, хоть локоть не гол...
9 - Рами, - строго прервал его Антара.
- Да? - сумеречник смотрел как-то очень понимающе.
- Это вообще не стихи. Это белиберда какая-то. К тому же занудная.
- Ну вот видишь, - просиял Рами. - Я ж тебе говорил - война! Что в ней прекрасного?
- Тьфу на тебя, полоумного, - в сердцах отмахнулся бедуин. - Давай есть, что ли, а то в комок слипнется и в котелке, и в брюхе.