– Никаких сигарет, – категорически отрезала Хелен.
– Ничего другого я и не ожидал.
– Никогда не видела «паккарда». Это ведь самый роскошный автомобиль тридцатых годов?
– Угу, двадцатых и сороковых тоже. У меня была одна из последних моделей.
– Бьюсь об заклад, шикарная тачка.
– Огромная. И очень скоростная.
Лихач промчался через перекресток практически на красный свет, каким-то чудом не сбив пешеходов.
– Как считаете, не могли бы вы нестись помедленнее? – процедила Хелен сквозь зубы.
– Нет. Мне нужна сигарета.
– А вы знаете, как пагубно влияет курение на здоровье?
– А вы знаете, как курильщики ненавидят фразу о вреде курения?
– Езжайте помедленнее, и я не стану читать вам лекцию.
– Позвольте мне закурить, и я буду ползти, как черепаха.
Тупик. Оставшаяся часть пути прошла в тишине, перемежаемой только визгом тормозов и приглушенными вскриками ужаса. В конце концов Хелен сдалась: зажмурившись, стиснула сиденье обеими руками и вознесла горячую молитву небесному Отцу католического Спасителя своего детства. И не открывала глаз, пока автомобиль не затормозил прямо напротив ее ветхого здания.
– Где можно оставить эту табакерку? – проворчал Рафферти, тут же потянувшись за сигаретами.
– На стоянке, сектор Р. Просто вспомните мнемонику.
Хелен дрожащими пальцами отстегнула ремень безопасности. Денек, прямо скажем, выдался чертовски напряженным, а ведь едва перевалило за полдень.
– Что вспомнить?
Рафферти выключил двигатель, неуклюже повозился с ремнем безопасности и выбрался наружу.
– Ничего.
Хелен сама открыла дверь, не дожидаясь галантного жеста, и Джеймсу пришлось довольствоваться затяжкой чертовой сигареты. Она протянула Рафферти руку, понимая, что нужно от него избавиться. Понимая, что совсем не хочет с ним расставаться.
– Я правда очень вам благодарна.
Джеймс смотрел на прокуроршу сверху вниз, в темных циничных глазах вспыхнула искорка веселья.
– Даете мне отставку?
«Странный оборот речи».
– Конечно, нет, – запнулась Хелен.
– Хорошо, – кивнул Джеймс. – Потому что я с удовольствием зашел бы на чашечку кофе.
– Вряд ли у меня остался кофе.
– Значит, выпью воды.
– Чикагской воды? – изумилась она. – Да вы шутите!
– Хотите сказать, что даже воду пить невозможно? – изумился Рафферти. – Что, дьявол его побери, случилось с этим городом? Запрещено курить, с трудом пробиваешься через миллионы автомобилей на дорогах, а теперь вы говорите, что нельзя пить обычную чертову воду? Не могу сказать, что впечатлен подобным прогрессом. В двадцатые здесь жилось гораздо лучше.
– Вам-то откуда знать?