Катя подошла.
— Сходи на кухню и посмотри, не готов ли кофе.
— Хорошо, — согласилась Катя, — только я не знаю, где у вас кухня.
— Как ты не знаешь, где у нас кухня? — строго спросила старуха. — Да я тебя, мерзавку, из дома выгоню… на мороз, в степь… в поле!
Катя ахнула и в страхе попятилась, потому что старуха уже потянулась к своей лакированной палке, по-видимому, собираясь ударить девочку.
— Мама, успокойтесь, — раздражённо сказал её сын. — Это же не Танька и не Верка. Это младшая дочь покойного генерала Петрова, и она пришла поздравить вас с днём великой октябрьской социалистической революции.
Трудно сказать, когда Катя больше испугалась: тогда ли, когда её хотели ударить, или когда она вдруг оказалась дочерью покойного генерала.
Вскрикнув, шарахнулась она прочь и помчалась к дому. Взбежав по шаткой лесенке, Катя захлопнула на замок дверь и дрожащими руками принялась нащупывать выключатель. И только она зажгла свет, как услышала шаги. По лестнице за ней кто-то шёл…
Замок на двери был дохлый, слабенький, и его легко можно было выдавить снаружи, приложив минимальные усилия. Катя метнулась на терраску и перекинула ногу через перила.
В дверь постучали.
— Эй, там, Катерина! — услышала она знакомый голос. — Ты спишь, что ли?
Это был дядя.
Торопливо рассказала она ему про свои страхи.
Дядя удивился.
— Кроткая старуха, — сказал он, — осенняя астра! Цветок бездумный. Она, конечно, немного не в себе. Преклонные годы, тяжёлая биография… Но ты её испугалась напрасно.
— Да, дядя, но она хотела меня треснуть палкой.
— Фантазия! — усмехнулся дядя. — Игра молодого воображения. Впрочем… всё потемки! Возможно, что и треснула бы. Вот колбаса, сыр, булки. Ты есть хочешь?
За ужином дядя объяснил Кате, что когда-то весь этот дом принадлежал старухе, покойный муж которой был очень большим начальником в брежневские годы, но очень неудачно угодил головой в колесо истории: во времена горбачёвской перестройки, когда срочно понадобилось показательно растоптать хотя бы кого-нибудь из местной элиты, его это самое колесо беспощадно смоло, оставив жалкие потроха. Бывший большой шишка-начальник покатил в Сибирь по этапу, а все его трудовые сбережения в виде нескольких особняков также показательно и демонстративно переоборудовали в пансионаты и детские дома. Этот дом остался — он маленький, не особняк, и вдова умершего в заключении когда-то всесильного чинуши теперь сдаёт комнаты жильцам, с чего сама кормится.
Катя легла спать рано. Окно было распахнуто, и сквозь листву орешника, как крупные звёзды, проглядывали огни города.