Тогда же народу в лагере стало понемногу убавляться. Те, что не годились для боя или побаивались ружейной пальбы, стали неприметно подаваться в села, норовя укрыться за спины людей, вооруженных винтовками, которые вместе с тремя десятками безоружных составляли нечто вроде роты.
Вскоре разнесся слух, что в горах сформирован штаб отряда. Оттуда приходил то один, то другой со звездой на шапке, держали речи. Повстанцы получили командира, а с ним еще одного начальника, который назывался комиссаром. Мало-помалу в голове у каждого бойца всерьез начала складываться уверенность в том, что у них настоящая рота и ей уже полагается вести настоящую войну.
— Ну, братцы, пришла пора пороху понюхать! Хватит прохлаждаться, — говорил своей ротной братии Николетина Бурсач из Вргеля, тот самый неуклюжий и прямодушный детина, который в первой атаке повстанцев на Будимличи разнес радиопередатчик в жандармской казарме.
— Конечно, Ниджо, армия должна воевать, — озабоченно подтверждал рано ссутулившийся, щуплый паренек, его односельчанин Йовица Еж.
Настоящее боевое крещение рота получила на дороге в Будимличи. Здесь она устроила засаду и без труда расколошматила целую роту домобранов [12]. А Николетина Бурсач взял в плен двоих солдат, притаившихся в высоченной траве у ручья.
— А ну, вылезайте! Расселись тут, что твои индюшки на яйцах!
— Ого, да ты пленных взял! — радостно приветствовал командир Николетину, видя, как тот выходит с домобранами из ивняка.
— Брось, какое там «взял», — отнекивался парень. — Просто нашел их в осоке у ручья, без винтовок они.
— Так или иначе, а они твои пленные.
— Пленные? Да, может, они и не солдаты вовсе, а обозники какие-нибудь, и, если я кому скажу, что в плен их взял, вся рота меня на смех подымет. Это уж скорее военный трофей.
— Еще чего!
Оказалось, что оба домобрана — настоящие солдаты, и Николетина сразу посерьезнел.
— Смотри ты, это и называется взять в плен… А я, ей-ей, думал, что здесь попотеть придется.
Рота столпилась вокруг пленных. Посыпались угрозы. Того, что поплотнее, кто-то схватил за ухо. Николетина ощетинился.
— А ну, убери руки, браток, тебе его не батька купил! Тут я свои штаны по ивняку трепал.
Испуганные домобраны прибились поближе к своему новому хозяину и еще больше стали напоминать растерянных и ошалевших индюшек, которых вдали от дома застигло ненастье.
— Эй вы, только меня будете слушать. Теперь я для вас царь и бог!
А в лагере, отойдя в сторонку, Николетина начал допрашивать своих пленных:
— Вы что, настоящая армия, государственная?
— Да, господин.