Операция «Фауст» (Незнанский) - страница 100

Мы долго молча курили.

— И ты думаешь, мы сможем дать ему это доказанное дело.

— Вот именно на этот вопрос, Саша, у меня есть определенно четкий ответ: не знаю…

Меркулов поднялся, взял со стола две полные окурков пепельницы.

— На сегодня все. Идем отдыхать.

— Извини, Костя, последний вопрос: почему ты изменил время встречи сегодня утром?

— Что ты имеешь в виду?

Он застыл над помойным ведром, и пепел сыпался из пепельницы прямо на пол.

— Кто тебе сказал, что я изменил время? Я ждал вас к двенадцати часам.

— И ты не звонил Бунину, потому что у меня не работал телефон?

Этот вопрос я задал по инерции, так как я уже знаю, что случилось. Они решили покончить со мной и Буниным. Это было покушение не только на меня, мы оба должны были разорваться на куски, прежде чем успеем сообщить информацию, собранную в Афганистане.

— А кто еще знал о том, что мы должны встретиться в двенадцать часов, Костя?

— Никто. Ты позвонил с вокзала, я решил — двенадцать часов в самый раз…

— Но ты понимаешь, Бунин сказал: «Все переменилось, мы нужны Меркулову к девяти»… Брали на понт?

— Не думаю. Все было спланировано заранее.

Они знали, что ты не сможешь проверить, они знали, что я собирался работать в воскресенье и к девяти часам должен был ехать в прокуратуру, это мы обговорили с Пархоменко еще в пятницу.

— Значит, кто-то связан с ними в нашей прокуратуре?

Меркулов все-таки вытряхнул пепел в помойку, вымыл пепельницы и снова сказал:

— На сегодня все. Идем отдыхать… — И добавил: — С утра едем к Горному.

13

В десять утра мы с Меркуловым вышли из нашей служебной «Волги» у проходной основного здания Главной военной прокуратуры. Только что мимо проехала поливальная машина, и мокрый асфальт блестел, как наваксенные ботинки. Пахло липами, их много посажено на улице Кирова.

— Из городской? — козырнул дежурный лейтенант. — Уже новость докатилась? Плохая новость — молниеносное дело. На секунды счет ведет.

Мы не поняли его скороговорки, прошли в вестибюль и… обомлели. В красном углу стоял портрет Артема Григорьевича Горного, окаймленный траурной лентой, и даты 1912–1985.

Мы ничего не поняли: как так? неужели умер? когда и отчего?

Все объяснил юркий старикан-гардеробщик:

— Вчерася на даче помер. Прямо при заместителе своем Попкове. Тот, видать, и заменит теперя Артема Григорьевича. Тридцать лет отслужили мы с ним в ентом-то помещении. Поди посиди в таком-то кресле столько. Это только он-то и мог, царство ему небесное, умный был человек — государственный!

Мы поднялись на второй этаж, и Меркулов доложил помощнику о прибытии. Буквально через секунду нас принял первый заместитель главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Попков. Слезы стояли в его глазах, прикрытых дымчатыми стеклами очков: